Прощай, Германия
Шрифт:
— Вернулись… И что теперь? — продолжил диалог Эдик.
— Вы готовы убыть на север в район Архангельска в артиллерийский дивизион?
— Никак нет!
— Почему?
— Я танкист, не мой профиль…
— Это же самоходки, практически, то же самое…
— То — да не то! Знаете, так можно и вертолет с самолетом объединить. Тем более я ведь уже слушатель Академии.
— Уже нет, — заверил его полковник. — Скажу по секрету, ваши документы отозваны обратно.
— Ух, ты, лихо! Как быстро проделано. И по
— По приказу Члена Военного Совета!
— Ну, если вам сам член приказал, тогда всё понятно… — почесал затылок Эдик и сделал глупое выражение лица.
Высокий подполковник едва сумел подавить распиравший его смех, а Громобоев продолжил наглеть:
— Тогда на прежнюю должность меня верните.
— Вашей должности больше нет, вы же прекрасно знаете, часть реорганизована, должность подполковничья, и теперь вместо танкового батальона — танковый отдел, и на это место уже прибыл офицер — подполковник Зверев!
— Эх! Тогда вдвойне жалко, что член велел меня из Академии турнуть. И выходит мне теперь податься некуда…
Холёный полковник побагровел, одной рукой схватился за сердце и, потрясая кулаком, ринулся к двери:
— Викторович, поговорите минут пять без меня, я сейчас вернусь…
Едва полковник выбежал за дверь, младшие по званию смогли расслабиться и даже чуть хохотнуть над недавней шуткой, попить водички и отдышаться.
— С «членом» ты перебрал, дорогой товарищ, аккуратнее на поворотах, не перегибай палку! — сказал Сергей Сергеич.
— А я не имел в виду ничего такого, — ухмыльнулся Эдик, — Это же не я придумал так назвать должность… Надо же было обозвать уважаемого человека «членом»!
В этот момент с листками бумаги в руках в кабинет вернулся полковник. Он уселся напротив Громобоева и уставился, буравя колючим взглядом, глаза в глаза.
— А почему вы говорите неправду и жалуетесь, что мы вас увольняем? Зачем же так перевирать?
— Я жалуюсь? — искренне удивился Эдик. — Когда? Кому?
— Ну да! Мол, выгоняют из армии. Вчера по телевидению за вас заступались!
— А разве нет?
— Нет! Мы просто проводили воспитательную беседу. И в мыслях не было вас увольнять со службы.
— Но лично я не жаловался! И по телевидению правду сказали, вы ведь хотите меня уволить! Пытаетесь! Вчера предлагали написать рапорт!
— Зачем вы так? Мы вам предлагали отдельный батальон?
Эдик опешил, такая ласка в голосе, такой мягкий тон.
— Нет, конкретно ничего не предлагали! Лишь говорили про самоходный дивизион в глуши Архангельской области.
Полковник, с протестующим жестом всплеснул руками, один подполковник отстранился и замахал ладошками.
— Батальон, дивизион… какая разница? Ладно…, а давай поедешь в танковый батальон под Мурманск? — предложил полковник. — В Кандалакшу.
— Согласен? — спросил длинный подполковник, которого звали Александр
Громобоев опешил — слишком гладко стелет, как бы потом чего не вышло!
— Не пойму я вас что-то. Я поступил в Академию, а до этого у меня уже почти была должность подполковника…
— Вот именно, почти, — живо среагировал Александр Викторович.
— Вчера мне навязывали самоходки… — продолжал Эдуард перечислять варианты.
— Предлагали, потому что вы служить не желаете! — поморщился Сергей Сергеевич.
— Служить Родине желаю! Но либо в Академии, либо у себя в части!
— Эти варианты не обсуждаются! — рявкнул полковник. — Повторяю! Считай, что тебя из Академии уже отчислили за вредные идеи. — Да пойми ты, чудак человек, тебя приказал уволить лично начальник Главного Политического Управления генерал-полковник Лизичев! Он твои теледебаты случайно посмотрел по ящику, и наш Член Военного Совета получил взыскание. Разве можно на всю страну такое вслух говорить? Деполитизация, департизация, отмена шестой статьи… Да как же так можно? Вы отдаёте себе отчёт? На чью воду мельницу льёте?
— Неправильная формулировка, товарищ полковник! Надо говорить: на чью мельницу воду…
— Ага! Значит, понимаешь и осознаёшь вину? — обрадовался полковник и вытер платочком пот со лба.
Громобоев заскучал, разговор становился нудным и неприятным, беседа пошла по второму кругу.
— Товарищ полковник! Может, опять вернёмся к разговорам о платформах и внутрипартийной дискуссии?
Полковник сердито швырнул на стол карандаш, который он крутил в руке. Карандаш упал и закатился далеко под шкаф.
— Каков негодяй! Издеваться над нами вздумал! Ты что не понял, что тебя сам Лизичев велел выгнать из кадров? Кто он и кто ты! Прикажут, и выгоним в шею! Да мы тебя, можно сказать, спасаем, ищем, куда бы спрятать от гнева начальства!
— Так спасаете или же можно сказать спасаете? Не верю! Хотите сослать куда подальше, где со мной легче будет разделаться втихаря? Не выйдет! Я только недавно прибыл из Афгана, кроме того успешно выполнил задание Правительства по уборке урожая, в прошлом году в батальоне прошло успешно развертывание в полк и я аттестован на вышестоящую должность… И вот она, благодарность Родины! Сослать туда, куда Макар телят не гонял?
— Начинается… — умерил тон полковник. — Он ещё и недоволен! Да мы лишь учитывая твои боевые заслуги, предлагаем такой устраивающий всех вариант. И всё-таки, скажи на милость, зачем жаловался журналистам и телевизионщикам? Мы ведь тебя не уволили!
— Но собираетесь! — повторил, усмехаясь, Эдик. — Не отпирайтесь. Сами вчера говорили…
Полковник и подполковники, протестуя, дружно замахали руками.
— Прекратите, товарищ капитан! Не было этого, а вы сразу напраслину возводите, позорите Политуправление военного округа.