Прощай, Германия
Шрифт:
«Всё ещё никак не уедет наш карьерист! Оттягивает момент прибытия в забайкальское захолустье, явно Вовка не торопится», — мелькнула мысль у Громобоева.
На столе теснились бутылки с водкой и коньяком, банки консервов, тушёнка, в пепельнице гора окурков. Дым — коромыслом!
— Привет бухарики! Всё пьянствуете?
— Привет лишенец! — ответил Изуверов.
— Почему это мы бухарики? — обиделся Меньшов.
— А кто вы? В зеркало взгляни, какие у вас красные хари! Вы уже харики! Вот-вот дойдёте до кондиции, начнете блеять слово «бу». Значит, вы и есть — «бу-харики»!
— Да пошёл ты… На свои пьём! Хоть ты и герой войны, а морду можем начистить и не посмотрим, что никого и ничего не боишься, — пригрозил Шершавников. — Мне плевать, что ты умно по телику болтаешь и с высоких трибун выступаешь. По роже точно получишь, если будешь задаваться и с нами не сядешь выпивать! Хватит болтать глупости, у нас повод, мы провожаем товарища!
Громобоев не стал более кочевряжиться, налил в стакан коньяку, примерно на два пальца, и, сказав «будем здравы, бояре» выпил в одиночку.
— Ну, ты нахал! Антиобщественный элемент! — воскликнул начальник штаба.
— Асоциальный, — поддержал его зампотех.
— Пьёт один! Алкаш? — ухмыльнулся Меньшов.
— Я просто решил уравняться и дойти до вашей кондиции… А-то трезвому грустно общаться с поддатыми…
— Наша кондиция для тебя неподъемна, — заверил Вася. — Какие проблемы мучают, Эдик? Жизнь не удалась?
— Завтра предстоит тяжёлый день, разговор о моем будущем в Политуправе. Надо нервишки успокоить, расслабиться и подготовиться. Наверное, из армии турнут.
— Не трусь! — хлопнул капитана по плечу бывший начальник штаба танкобата, а ныне начальник штаба танкового отдела. — Прорвешься!
— Выпьем за твою удачу и за мою тоже! — обнял Эдика будущий генерал, а пока простой перспективный офицер Меньшов.
— Обещаю, пока не стану генералом обратно не вернусь! А как вернусь — всех вас построю и выровняю! Поставлю по стойке смирно! Эдик, а если тебе будет совсем хреново, пиши рапорт тоже в ЗабВО, приедешь — будем вместе защищать дальневосточные рубежи Родины! Мужики, да и вы тоже приезжайте…
— Спасибо, нас и здесь неплохо кормят! — ответил за всех Жека и наполнил стаканы.
— Вовка, ты один или с женой за Байкал уезжаешь? — спросил Шершавников.
Все знали и сочувствовали Владимиру, потому что семейная жизнь с юной москвичкой у Меньшова не задалась практически от дверей загса. Капитан женился вынужденно на молодой глупой девчонки. По залёту. Сам виноват — предохраняйся! Жили они «весело», примерно раз в месяц Володя приходил то с поцарапанным лицом, то с синяком, а то и кровоподтёком.
— Ну не бить же её дуру в ответ! Я ж слегка стукну и зашибу! — Оправдывался капитан перед сослуживцами, маскируя синяки пудрой. — Так и норовит чуть что блюдцем или стаканом швырнуть или сковородкой. Чем под руку попадет.
— Руки ей обломай или перед сном связывай, — советовал ему жёсткий Шершавников.
— А может её трахнуть надо хорошенько? Чтоб сил не было буянить? — пошутил однажды Эдуард. — Досмерти залюби за ночь и нет состава преступления…
— А сына ты будешь моего кормить и воспитывать? Советчики… — сердился Меньшов и прекращал разговор о личной жизни…
Сейчас подвыпивший Меньшов ухмыльнулся в ответ на вопрос Шершавникова, вынул из кармана гербовый бланк и показал товарищам.
— Вчера наконец-то развели нас! Так что один поеду…
Василий искренне обрадовался за товарища:
— Вот это хорошая новость! Появился новый повод. За это надо выпить! Обмыть твое освобождение!
И они продолжили с новыми силами. Громобоев посидел ещё часик с приятелями и поспешил домой, завтра надо было иметь свежий, бодрый вид, и работающие мозги…
Глава 17. Расправа в Политуправе
Глава, в которой на Громобоева наваливается весь репрессивный аппарат военных политорганов.
Каждый человек любит, чтобы его хвалили, и, конечно же, никто не радуется, когда его ругают. Естественно, Громобоев был до глубины души расстроен полученным нагоняем от начальника политотдела базы хранения, а тем более раздосадован телефонной взбучкой от злобного полковника из Политуправления. Завтра предстояло явиться в штаб округа и явно ничего хорошего капитана на этом рандеву не ожидало. Раз со всех сторон кричат и грозят, то явно снимут с должности. Хотя с какой? Он ведь, давно за штатом и по бумагам практически слушатель Академии.
Сегодня в полку Эдуарду делать было абсолютно нечего, он решил побродить по городу, обдумать завтрашний разговор с начальством. Приехал на перекладных к метро, затем добрался в исторический центр, ноги сами собой понесли его на Петроградку. Вскоре Громобоев оказался перед ажурными коваными воротами старинного особняка, в далёком прошлом его хозяйкой была известная балерина, по слухам любовница последнего царя. После Октябрьского переворота, он был превращен в исторический музей. Именно в этом особнячке, в просторной аудитории рядом с кабинетом замдиректора по науке, обычно по средам заседал военный Партклуб…
Завсегдатаем этого дворца-музея Эдуард оказался совершенно случайно. На одном из митингов, который затем перешёл в шествие по городу, собрав толпу примерно в пятьдесят тысяч, Громобоев шёл в первых рядах, в оцеплении. В числе руководителей колонны демонстрантов был статный моложавый моряк с мегафоном в руке. Поздоровались, познакомились. После мероприятия немного поспорили на разные темы. Мужчина представился, назвался руководителем военного партийного клуба капитаном второго ранга Андреем Гараниным и, узнав, что активно митингующий молодой человек, одетый по гражданке тоже военный и имеет звание капитана, пригласил на «огонёк».