Прощай ХХ век (Память сердца)
Шрифт:
А я жила, как жилось. Работала, занималась наукой, встречалась с друзьями и проводила с ними свободное время. Вокруг меня все выходили замуж, женились, разводились, рожали детей, я же оставалась свободной и чувствовала себя гораздо лучше своих подруг и жен друзей, что еще больше убеждало меня в правоте моего женского одиночества. У меня было несколько незамужних и разведенных подруг. Мы обычно собирались по большим праздникам, и долгое время нам было хорошо и весело вместе. Но вот, в один из таких дней я почувствовала, что мне с ними стало тоскливо, что мы годами говорим об одном и том же, об их бывших мужьях, возлюбленных, о работе, проблемах. Эти темы были уже настолько изъезжены, бесперспективны, что мне захотелось изменить свою жизнь. Я начала понимать, что замужество и семья нужны женщине для полной самореализации, которая проявляется не только в работе, но и в постоянном природном женском стремлении быть кому-то необходимой, и никакая дружба не заменит
Несмотря на благие мысли, перемен в моей жизни, однако не наблюдалось. Поразмышляв еще на эту тему, и не увидев достойных моих устремлений объектов, я окончательно решила для себя, что замужество не для меня, и пора серьезно вернуться к науке, приниматься за докторскую диссертацию. Видимо, наука и есть мой удел.
Часто я думаю о том, что высшие силы, наблюдая за нами, отменяют наши планы, как бы давая понять, что не мы управляем своей жизнью, и не нам решать, что будет с нами, мы вольны лишь делать выбор в рамках предложенной альтернативы и отпущенного нам времени. Буквально на следующий день после принятого мною окончательного решения, я встретила своего будущего мужа на вечеринке у друзей. Он пришел с другой женщиной, но мне сразу подумалось, вот за такого парня я бы вышла замуж, и, конечно, постаралась ему понравиться. На другой день он сделал мне предложение, но оно не показалось мне таким заманчивым, как в прошлый вечер, так мало мы знали друг друга, и такими разными были тогда. Он уехал в деревню к родителям, где жил тогда после разрыва с первой женой. А я вернулась к своей обычной жизни.
В следующий раз мы встретились через семь лет, вместе отмечая какой-то праздник с теми же друзьями. Нас посадили рядом и, впервые в жизни, «едва соприкоснувшись рукавами», мы почувствовали, что не хотим расставаться, и никто другой нам не нужен. После этого мы стали встречаться, и с нами случилась любовь, сильная, настоящая, преодолевшая все различия между нами, позволившая нам «прилепиться» друг к другу, построить совместную жизнь, родить и вырастить дочь, и остаться вместе до сих пор. Но об этом, как обещала, я писать не буду. Я напишу о любви женщины к своему ребенку, о моей любви к своей дочке Маше.
Мы поженились с Сергеем Мухиным 3 января 1985 года. В тот день стоял сорокаградусный мороз. Мы едва успели в ЗАГС, потому что троллейбусы от холода почти не ходили, а такси еле удалось заказать. Мне к тому моменту было тридцать восемь лет, Сергею немного меньше, но тоже не восемнадцать, поэтому мы решили, что не будет никаких белых платьев, фаты и особенных торжеств. Я оделась в теплый вязаный костюм, правда новый и модный, купленный с помощью подруги Гали Салтыковой. Сергею мы купили в салоне для новобрачных новый красивый костюм, рубашку и туфли. После подачи заявления в ЗАГС, молодоженам давали тогда специальные талоны, на них можно было купить красивую одежду и обувь, недоступные в общей продаже. Мы приехали в ЗАГС часов в одиннадцать, там было еще две пары брачующихся. Одна совсем юная (какие-то учащиеся профессионально-технического училища), другая — пожилая пара, лет семидесяти. Со стороны мы все представляли собой довольно забавное зрелище. Я радовалась холодной погоде, она отпугнула любителей поглазеть на чужое счастье. С нами были только наши свидетели, Саша Шагалов со стороны жениха и Лена Иванова с моей стороны. Нас быстренько расписали, и мы отправились домой.
Вообще мы очень не хотели справлять свадьбу, мы мечтали уехать куда-нибудь на пару недель и тихо отпраздновать свой союз вдвоем. Но у нас было множество друзей, общих и у каждого по отдельности. Хорошо хоть родственников было мало. Однако друзья хором сказали: «Только попробуйте не пригласить нас на свадьбу!» Мы устроили праздник дома, потому что я ненавижу свадьбы и юбилеи в кафе и ресторанах, хотя это очень облегчает жизнь виновникам торжеств. Хотелось неформальной домашней обстановки и домашней еды. И мы с мамой и сестрой все это сделали, накормили и напоили сорок человек в два приема. Было весело, хотя я устала жутко.
И мы с Сергеем зажили семейной жизнью в моей однокомнатной квартире на улице Ворошилова. В этой квартире прошло восемь самых счастливых лет нашей совместной жизни. Через полтора года после свадьбы, в сорок лет, я родила дочку Машу. Выбор имени был сделан заранее, если будет мальчик, то — Ваня, если девочка, то — Маша, самые простые русские имена.
Все мои серьезные отношения с медицинскими учреждениями нашего города всегда происходили в выходные дни, в том числе и роды, уж такое мое везенье. Хотя в роддом меня положили заблаговременно, на сохранение, как «старо родящую», все равно рожала я в воскресенье. Я пролежала в больнице в шестиместной палате целый месяц июль, в который меня кормили, обследовали и выгуливали. Весь ужас монотонности и бессмысленности такого существования едва скрашивали посещения мужа и родственников. В начале августа стояли
Я проснулась в шесть часов утра с ощущением, что лежу в луже. У меня отошли воды. Появился дежурный доктор, осмотрел меня и сразу отправил в операционную. Ситуация была сложная, мог погибнуть ребенок и мне сделали кесарево сечение. Когда я пришла в себя от наркоза мне сказали, что у меня родилась прекрасная здоровая девочка, и показали белый кулечек, из которого виднелось розовое личико с закрытыми глазками и обиженно опущенными уголками губ. Мне казалось, что ничего прекраснее я в жизни не видела. Я рассмеялась, потому что дочка до смешного была похожа на мужа. После этого Машу унесли, а меня перевезли на первый, послеоперационный, этаж. Сначала я заснула, но вскоре проснулась, в предчувствии чего-то плохого. На этот раз подо мною была лужа крови. Я лежала в палате одна, под капельницей, и стала звать сестру, кричать, потому что еще не могла вставать. Кричала с остановками минут сорок, до хрипоты, пока ко мне не пришла недовольная сестричка. Но, обнаружив кровотечение, забегала, принесла мне пузырь со льдом и поставила капельницу для переливания крови. Кто знает, что было бы со мной, если бы ко мне пришли позже…
Как мало мы знаем о себе, о своих человеческих возможностях и способностях! Каким образом мать распознает плач своего ребенка среди криков и писка других младенцев, когда их на общей каталке развозят по палатам, чтобы матери их накормили грудным молоком? Ведь двери в палаты закрыты и детей не видно. Я отличала крик своей дочки мгновенно, как только каталка появлялась в начале коридора, — он был похож на скрип! Какой мощной должна быть программа, заложенная в женщине на воспроизведение рода человеческого, чтобы откуда-то брались силы вставать на второй день после большой полостной операции и быстро восстанавливаться! Я еще еле двигалась сама, но уже неотступно была рядом со своим ребенком, ухаживала за ним, кормила грудью, держала на руках. Чувствовала необъяснимую радость, глядя на беспомощное некрасивое тельце, на тоненькие ручки и ножки, хаотично ищущие опоры в воздухе, на пульсацию тонкой кожи на беззащитном, едва закрытом изнутри неразвитыми мышцами, животике, на лысую головку со сморщенным личиком. Задыхалась от нежности, видя полную незащищенность младенца, я узнала, что наивысшее счастье — это моя абсолютная связь с моей малышкой и наша зависимость друг от друга.
Любовь к моей девочке возникла у меня еще до ее рождения, когда я начала ощущать ее движения, повороты, когда она вдруг выставляла локоток, или упиралась в живот ножкой, и снаружи появлялся отчетливо видимый бугорок. Уже тогда я начала разговаривать с ней, ласкать ее, петь ей нежные песни. А когда моя девочка пришла в этот мир, моя жизнь изменилась кардинально. На второй план отошли все иные заботы и тревоги, не связанные с малышкой. Пока я не родила, я не знала, что важнее этого для меня ничего на свете нет. Лишь родив, я узнала и в полной мере ощутила свое земное предназначение — продолжить жизнь, передав своей дочке все лучшее, что накопилось в моей душе и в моем разуме, сохранилось в теле. Как бы я берегла свое здоровье, если знала бы это раньше!
Счастье рождения позднего ребенка ни с чем не сравнимо. В зрелых годах мне уже не нужно было заниматься самоутверждением, уже не так, как в юности интересовали меня дружеские встречи и гулянья. Вся жизнь моя сосредоточилась на семье и ребенке. Моя настоящая, материнская жизнь началась с рождения моей Маши. Я забыла обо всем — о науке, работе, друзьях, и полностью погрузилась в воспитание и взращивание своего чада. Каждую свободную минуту я брала свою девочку на руки, прижимала ее к сердцу, укачивала, успокаивала, любовалась ею. Какой же она казалась мне красавицей! Не было ни одного сантиметра ее ангельских ручек и ножек, пальчиков и пяточек, пухленьких, перетянутых чудесными складочками, которые я не целовала бы помногу раз на дню. Наверное, каждая мать помнит дивные очертания детской щечки, плеч и тельца, чище которых нет ничего на свете! Младенцы — совершенны! Мне было жаль каждого уходящего часа, каждого прошедшего дня, уносящего с собой образ моей маленькой дочки, который уже никогда не повторится. А каждый новый день сделает ее еще немного старше и приблизит те дни и годы, когда я сначала стану не очень ей нужна, а потом и вовсе не нужна.