Прощай, Коламбус

Рот Филип

— Что за фильм-то?

И мы, уже не обращая внимания на Симп и ее жениха, протанцевали до самого закрытия бара. Потом мы поехали к Бренде, наполнили суповую тарелку черешней, уселись перед телевизором и наелись ягод. Потом мы занимались любовью на софе, и когда я пробирался по темной комнате в ванную, под моими босыми пятками хрустели черешневые косточки. Уже у себя дома, раздеваясь второй раз за вечер, я обнаружил на ногах красные пятна от ягод.

Как относились к нашему роману родители Бренды? Миссис Патимкин продолжала мне улыбаться, а мистер Патимкин по-прежнему был уверен в том, что я ем как птичка. Чтобы как-то угодить ему, я всякий раз, будучи приглашенным

к обеду, съедал в два раза больше, чем хотел, но, похоже, составив мнение о моем аппетите в тот первый вечер, мистер Патимкин более этим себя не утруждал. Даже если бы я съел в десять раз больше и умер от обжорства, мистер Патимкин все равно считал бы, что я ем не как настоящий мужчина, а как воробышек. Похоже, никого не раздражало мое присутствие, хотя Джулия заметно охладела ко мне. Как бы там ни было — когда Бренда спросила у отца, как он отнесется к тому, чтобы в конце августа неделю своего отпуска я провел в их доме, — мистер Патимкин, подумав минутку, выбрал нужную клюшку, сделал выводящий удар, и, отвлекшись от гольфа, сказал, что не возражает. Когда же о решении главы компании была извещена миссис Патимкин, то ей не оставалось ничего другого, как одобрить решение супруга. Так, благодаря хитрости Бренды, меня пригласили погостить.

Утром в пятницу, в последний рабочий день перед отпуском, я принялся паковать свой чемодан. Тетя Глэдис, увидев меня, спросила, куда это я собрался. Я объяснил. Тетя ничего не сказала, но в ее покрасневших истеричных глазах я прочел благоговейный трепет — вот какой вес я приобрел с того памятного дня, когда она заявила мне по телефону: «Фанцы-шманцы»!

И на сколько дней ты уезжаешь? Мне это нужно знать, чтобы не покупать лишних продуктов. У меня полный холодильник молока, а ты уезжаешь! Оно же прокиснет! Весь холодильник провоняет…

— На неделю, — сказал я.

— На неделю? — переспросила тетя Глэдис. — Они сдали тебе комнату на неделю?

— Тетя Глэдис, они зарабатывают на жизнь другим способом.

— Подумаешь! Я зарабатываю, сдавая комнату внаем, и не стыжусь этого! Слава Богу, у нас всегда была крыша над головой. Мы не попрошайничали на улице, — талдычила она, пока я укладывал в чемодан только что купленные бермуды, — … и кузине твоей, Сьюзен, мы дадим высшее образование, лишь бы дядя Макс был здоров. Мы не можем отправить ее отдыхать, она не позволяет себе тратиться на обувь, хотя туфли ей нужны, и свитерами ее шкаф тоже не забит…

— Я же ничего не говорю, тетя Глэдис.

— Тебе что, не хватает здесь еды? Ты иногда столько оставляешь на тарелке, что мне стыдно показывать ее дяде Максу. Какого-нибудь ребенка из Европы можно было бы четыре раза покормить тем, что ты оставляешь на тарелке…

— Тетя Глэдис, — начал объяснять я, — здесь я обеспечен всем необходимым. Спасибо. Просто у меня отпуск. Разве я не заслужил отпуск?

Она прижалась ко мне, и я ощутил, как она дрожит.

— Я обещала твоей матери, что позабочусь о ее сыне. А ты хочешь сбежать от нас…

Я обнял тетю Глэдис и поцеловал ее в макушку:

— Не говори глупости, пожалуйста. Никуда я не сбегаю. Я просто уезжаю в отпуск — на неделю.

— Дай мне хотя бы номер их телефона. Не дай Бог, заболеешь…

— Хорошо.

— Они в Миллберне живут?

— В Шорт-Хиллз. Я оставлю тебе телефон.

— С каких это пор евреи живут в Шорт-Хиллз? Они не настоящие евреи, поверь мне.

— Самые настоящие.

— Пока не увижу собственными глазами — не поверю! — Тетя Глэдис принялась утирать слезы подолом передника, но заметив, что я собираюсь застегнуть молнию на чемодане, перестала плакать: — Не закрывай пока чемодан. Я собрала тебе небольшой сверток — там фрукты. Возьмешь с собой.

— Хорошо, тетя Глэдис, — сказал я, и по дороге на работу съел апельсин и два персика, которые она положила в мой чемодан.

Пару часов спустя мистер Скапелло сообщил мне, что по возвращении из отпуска я займу место Марты Уинни. Он сказал, что сам начал свою карьеру двенадцать лет назад таким же образом — получалось, что если я сумею сохранить равновесие, то в один прекрасный день могу стать новым мистером Скапелло. Зарплата моя повышалась на восемь долларов, что было на пять долларов больше, чем получал в той же должности мистер Скапелло много лет назад. Пожав мне руку, мистер Скапелло отправился на второй этаж по мраморной лестнице, и зад его оттопыривал полы пиджака так, словно на мистера Скапелло надели обруч. Только он ушел, как я вдруг учуял запах мяты и, подняв глаза, увидел перед собой старика с отвислыми щеками и испещренным кровеносными сосудами носом.

— Здравствуйте, молодой человек, — приветливо сказал он. — Книгу уже вернули?

— Какую именно?

— Альбом Гогена. Я проходил мимо и решил справиться. Вы обещали известить меня открыткой, но я ее пока не получал. А прошло уже две недели.

— Нет, не вернули еще, — сказал я. Мистер Скапелло, остановившись на середине лестницы, обернулся и посмотрел вниз, словно забыл мне сказать о чем-то. — Послушайте, — сказал я старику, — ее вернут со дня на день.

Произнес я эту фразу с решительностью, которая граничила с грубостью, и не на шутку перепугался, сообразив, что сейчас произойдет: старик начнет возмущаться, мистер Скапелло спустится вниз, потом поднимется в третью секцию, обнаружит книгу, устроит мне нагоняй, начнет рассыпаться в извинениях перед стариком и продвинет на место мисс Уинни не меня, а Джона Макки.

Я поспешно повернулся к старику:

— Оставьте, пожалуйста, ваш телефон, и я постараюсь связаться с вами сегодня же…

Но моя попытка выказать участие и почтение запоздала: старик начал бурчать про обнаглевших чинуш и что-то бормотать про письмо мэру и про сопливых мальчишек, но, слава Богу, ретировался за секунду до того, как мистер Скапелло, вернувшись к моей стойке, напомнил, что все сотрудники скидываются на подарок для мисс Уинни и что если я надумаю присоединиться, то полдоллара могу занести в течение дня.

После ланча объявился негритенок. Он уже прошмыгнул мимо стойки к лестнице, когда я окликнул его:

Подойди-ка сюда, — сказал я. — Ты куда направляешься?

— Туда, где искусы.

— А что ты там читаешь?

— Книжку этого… мистера Гогена. Послушайте, я не делаю ничего плохого. Не рисую на ней ничего, не пишу… Можете проверить.

— Я знаю, что ты не делаешь ничего плохого. Слушай, если тебе так нравится этот альбом, то почему бы тебе не взять его на дом? У тебя есть читательский билет?

— Нет, сэр. Я ничего не брал, честное слово.

— Да нет же! Ты не понял. Читательский билет — это документ, который позволяет читателю забирать книги на дом. Если у тебя есть читательский билет, то тебе не придется ходить сюда каждый день. Ты в школу ходишь?

— Да, сэр. Школа на Миллер-стрит. Но сейчас лето, и у нас каникулы. Я не прогуливаю, честное слово. Я не должен быть в школе.

— Знаю. Послушай: поскольку ты школьник, то можешь завести себе читательский билет. И возьмешь книгу домой.