Прощай, предатель!

Амурская Алёна

Я его не слушаю, читаю сообщение в мессенджере и вижу там именно то, что он сказал. И это настолько странно и бредово, что в голове не укладывается.

— Хуйня какая-то. Надо матери напрямую набрать, — возвращаю девайс Плохишеву и широкими шагами направляюсь обратно в кабинет.

Мой телефон стоит на зарядке. Крошечный зелёный огонек над экраном горит ровно, сигнализируя об обожравшемся энергией аккумуляторе, а на верхней панели горит значок тихого режима.

Опять, что ли случайно с похмелья беззвучку врубил? Не помню. По ходу прав

Плохишев... пора завязывать слишком тесную дружбу с коньяком.

Я нетерпеливо хватаю телефон и вижу кучу уведомлений о пропущенных звонках и сообщениях. Вряд ли это Дашка, конечно, как бы мне ни хотелось обратного. Она слишком на меня злится с самого утра, чтобы первой проявлять инициативу...

Но всe-таки это именно она.

Звонила... и не дозвонилась. Три часа назад. Пока я заливал проблемы коньяком. А потом отправила мне еще и сообщение вдогонку.

Медленно открываю его с каким-то тяжелым, мерзким и непонятно-обреченным... с-сука, да почему же обреченным, чтоб его?!.. предчувствием...

?Глава 39. Князь. Твою мать!

«Не смогла до тебя дозвониться, — сухо пишет в своем длинном сообщении моя жена. — Надеюсь, прочитаешь это раньше, чем твоя мать доведет меня до ручки. Она решила навязать мне психиатрическую помощь и вызвала ее прямо к нам в квартиру. Хочет выставить меня неадекватной и отправить в какую-то лечебницу. А может, и родительских прав лишить! Я уже не знаю, что и думать. Но зато теперь я точно уверена, что не хочу больше находиться в одном доме ни с тобой, ни с ней! Да и вмешиваться в вашу токсичную идиллию не хочу, разбирайтесь между собой сами. А мы с Васей с сегодняшнего дня лучше поживем отдельно. И пожалуйста, не беспокой меня, пока я сама с тобой не свяжусь насчет развода!»

Холодный липкий страх парализует способность думать похлеще коньяка. Он приходит даже раньше, чем я осознаю смысл Дашкиного послания. И только предостерегающий треск телефонного корпуса в моей судорожно сжатой руке приводит в чувство.

Швыряю телефон на стол, пока не сломал его сгоряча, и впечатываю кулак в стену. Костяшки обжигает резкая боль.

— Твою мать... — сиплю на выдохе. Этот жалкий стон ничуть помогает выплеснуть отраву мучительного самоедства, и я с хриплым рыком снова бью стену. — Твою мать!!!

— Если будешь так беситься и вопить, то рискуешь присоединиться в психушке к маман, когда поедешь ее вызволять, — комментирует Плохишев, который успел незаметно просочиться за мной в кабинет. — Они там очень не любят, когда кто-то со стенами дерется.

— Заткнись! — я тяжело дышу, стараясь взять себя в руки, потом снова берусь за пострадавший телефон. На экране расползается тонкая сеточка трещин. — Позвоню Дашке... надо успокоить ее... остановить... блядь, блядь... блядь!!!

Сенсорный экран ни хрена не реагирует на

прикосновение пальцев, и это выбешивает еще сильнее.

— А как же маман? — любопытствует друг. — Ей вряд ли по вкусу в психушке торчать.

— А мне сейчас похуй, что ей по вкусу, а что нет. От меня Дашка уходит сегодня из-за неё! Без документов! — рычу я, безуспешно сражаясь с нерабочим экраном, и разворачиваюсь к Плохишеву. — Телефон свой дай, быстро!

— Владан Романович, — оживает динамик переговорного устройства на столе холодным звучным голосом Ирины Петровны. — Вас тут в приемной ожидает особа... гм... ваша подруга Маританна. Говорит, по срочному делу. Впустить?

— Нет, — резко отвечаю я, уставившись на динамик, как на заклятого врага. — И на сегодня отмените все встречи!

— Как скажете, — удовлетворенно отключается секретарша.

— Телефон, — нетерпеливо напоминаю Плохишеву, и тот с раздражающей неспешностью лезет за ним в карман.

— Вообще-то у тебя стационарный еще есть, если что. Кстати, Маританна — это ведь та самая Марочка твоей маман? Не думал, что стерва вроде нее так легко сдастся...

Его рассуждения становятся пророческими уже в следующую секунду. Короткий шум в приемной — капризный цок-цок-цок женских каблучков-шпилек, — и под разгневанное восклицание Ирины Петровны ко мне в кабинет врывается рыжеволосая бестия.

— Владан! Нам надо немедленно поговорить! — выпаливает она и продолжает со скоростью пулеметной очереди, чуть ли не захлёбываясь собственными словами: — Ты в курсе, что у твоей жены после сотрясения начались проблемы с головой? Сегодня утром Ада Адамовна была в таком ужасе... звонила мне и жаловалась, что еле спасла твоего сына от смерти! Говорила, что у Даши была истерика и она хотела выбросить его в окно! Твоей матери пришлось привлечь к проблеме специалиста из психиатрической...

— Мара, не мели чушь, — цежу я сквозь зубы. — И убирайся, мне сейчас не до тебя.

Другая женщина бы на её месте оскорбилась, но Маританна всегда была не слишком чувствительна к грубым выражениям. По крайней мере, от меня.

— Понимаю, тебе сейчас очень трудно! — с жаром кивает она, сочувственно глядя на меня. — Я готова оказать тебе и твоей маме любую помощь с ребенком! Ведь неизвестно, когда твоя жена поправится, чтобы...

— У тебя неверные сведения, — обрываю ее. — Я не знаю, что за хрень произошла сегодня дома, но в психушке сейчас как раз моя мать, а не Даша.

Мара зависает с изумленно приоткрытым ртом.

— Что?! То есть... как это случилось?

Замаячившая псевдонеобходимость что-либо объяснять ей и терять драгоценное время швыряет меня на новый уровень бешенства.

— Не твое дело, — стремительно надвигаюсь на нее, вынуждая испуганно попятиться, а потом откровенно грубым тычком в плечо отправляю за порог на глазах у остро сощурившейся Ирины Петровны. — Еще раз так нагло заявишься без разрешения — пожалеешь. Поняла? Не доводи меня, Мара. Это всe.