Прощай, принцесса
Шрифт:
— Ты знаешь о Лидии что-то, что не было написано в газетах?
— Я уже сказал, что в газетах печатают только чушь. Нынешние журналисты — все как один болваны, говорю тебе. Они выставили ее… не знаю, ну прямо Матерью Терезой какой-то.
— Она употребляла кокаин?
— А ты как думаешь?! Я сам ее снабжал. Она приходила сюда за дозой, принимала ее вот на этом самом месте. Когда девчонка ловила кайф, она совсем дурела, а потом…
Он вдруг замолк и опять впился взглядом в банкноты, лежащие на белом фаянсе.
— Эта информация не стоит четыре куска, Норберто.
—
— Прекрати, Норберто. Пока ты мне не сказал ничего полезного.
Его рука зависла на полдороге, он явно задумался, поглаживая свою бородку.
— Так тебе точно не насыпать дорожку?
Я покачал головой. Неожиданно раздался стук в дверь и крики официантки:
— Норберто, сволочь, немедленно выметайся оттуда, я сейчас описаюсь! Выходи, поганец!
— Проклятье, иди в мужской туалет! — Он снова повернулся ко мне. — Эта девица, Лидия, она была на мужиках помешана, трахалась за деньги. Ты ведь не знал этого, так?
— За деньги или за дозу? — прервал я его.
— А это разве не одно и то же?! Какая разница! Не один раз она меня тут обслуживала. — Он указал на толчок. — Задирала юбку, стягивала трусы и подставляла мне зад. Она всегда хотела именно так, не соглашалась ни на минет, ни на что другое. Ей только так нравилось. Зад в обмен на кокаин — услуга за услугу.
— И так каждый вечер, Норберто?
— Каждую ночь, когда она заявлялась, мы шли с ней в туалет. Она хотела заработать коку. — Он пожал плечами. — Хочешь верь, хочешь нет… — И он снова пожал плечами.
— А с другими она так же себя вела?
— Понятия не имею, приходила ко мне раз или два в месяц, где-то так, и потом танцевала всю ночь, она жила неподалеку, в доме номер шестьдесят. Я ее хорошо знал.
— У Лидии был постоянный парень, Норберто? Подумай, пожалуйста.
Он сделал вид, будто глубоко задумался:
— Сейчас… наверное… не знаю… Да вроде был один тип, какой-то там Молина, кубинец, что ли. Я видел, как они лизались с ней там, на площадке для танцев. — Он неопределенно махнул рукой в сторону двери. — Он, по-моему, тоже недалеко живет. Вроде как компьютеры чинит или что-то подобное.
— Молина, — повторил я. — А ты знаешь полное имя этого Молины?
Он медленно покачал головой:
— Здоровый такой мужик, высокий, слегка полноват… ему около пятидесяти или что-то в этом духе, он как-то упомянул, что был актером у себя на Кубе, но ты знаешь, подобные люди и слова не могут сказать, чтобы не соврать. Но как его фамилия, не знаю. Он заходит иногда пропустить пару стаканчиков.
Сказав это, он потянулся было к деньгам, но я ждал чего-то подобного, а потому среагировал мгновенно — опередив его, прижал банкноты ладонью. Норберто схватил меня за руку. Это прикосновение меня так взбесило, что я оттолкнул его. Он стукнулся спиной о стену.
— То, что ты рассказал, не стоит четыре тысячи песет, Норбертито. Я ожидал от тебя большего. — Я сунул три бумажки в карман, а одну протянул ему: — Вот что ты заработал.
Норберто
— Не пытайся меня надуть, сукин сын. Гони быстро деньги, или я тебя порежу. Ты хочешь напороться на нож, козел?
— Норберто, для человека твоего рода деятельности ты плохо умеешь считать деньги. Тысяча песет — это довольно много. Ты что, живешь не в нашем мире? Не стоит пренебрегать такой суммой.
Я не оставил ему времени на то, чтобы пустить нож в ход. Я быстро угадал, что он намерен сделать. Поймал его запястье и нанес резкий удар в правый глаз. Норберто завопил и попытался вывернуться, но я врезал ему в солнечное сплетение, а когда он сложился пополам, добавил еще крепкий удар сверху вниз в удачно повернутый ко мне висок. Он рухнул и выронил нож. Тут я понял, что дрался, не выпуская из сжатого кулака банкноту, которая превратилась в лохмотья.
Я стоял, кипя от бешенства, перед сидящим на полу человеком, который всхлипывал и закрывал лицо руками. Я постарался успокоиться и привести дыхание в норму. Потом бросил рваную бумажку на пол и произнес:
— И больше не торгуй таким пойлом.
Выйдя на улицу Сан Висенте Феррера, я не почувствовал холода, но ясно ощутил, что осень начинает заявлять о себе. Невдалеке я заметил официантку, которая подавала выпивку в «Круге», ту девушку, что Норберто назвал Кристиной. Она шла потихоньку, маленькими шажками и как-то очень жалко съежившись. Весь вид ее навевал мысли о перепуганном зверьке, спешащем забиться в свою норку.
Нагнать девушку не составило труда.
— Привет.
— Привет, — ответила она, не останавливаясь.
Вблизи стало заметно, что Кристина гораздо моложе, чем мне показалось в темном баре. А еще она дрожала.
— Ты замерзла?
— Что? Да, немного. Вы были в «Круге»?
— Именно. Я только что ушел оттуда.
— Да, конечно, теперь припоминаю. Увидев вас у стойки, я подумала, что вы чей-нибудь папаша — иногда к нам заходят и родители, представляете? Ну, чтобы посмотреть, чем занимаются их детки. Один раз и мой папа пришел… бедняга.
— Я уже давно выгляжу как чей-то отец. А пройдет еще совсем немного времени, и я стану казаться дедушкой. Тебя ведь Кристиной зовут, так?
— Да, я Кристина.
— Тебе очень холодно, Кристина?
Она утвердительно закивала и сильнее закуталась в свою тоненькую курточку.
— Просто я не ужинала, вот в чем дело. Не успела. Да и не обедала…. Разве что отломила кусочек тортильи. [15] Вообще я очень мерзлявая, со мной часто такое случается. По утрам, когда выхожу из дома, жарко, а в это время суток… Вы заметили, что ночи стали гораздо прохладнее, так?!
15
Тортилья— омлет (в Испании).