Прощай, принцесса
Шрифт:
— Ну так надо позвонить туда. — Я достал мобильник. — Я ведь разговаривал с его шефом вчера, с этим… как его? С сеньором Очоа.
Я порылся в памяти телефона, нашел номер и нажал на «вызов». Ангус молча застыла в дверном проеме, словно воплощение немого укора, глядя на меня с ироничным выражением лица. В трубке раздался единственный гудок, потом механический голос сообщил, что данный телефонный номер дезактивирован.
Я беспомощно посмотрел на Ангус.
— Эта фирма, о которой ты толкуешь, «Очоа» или как ее там, не существует, Тони. Да не пялься ты на меня так, милый, ты сейчас
— Но я говорил с ним, — тихо ответил я, размышляя. — И этот самый Очоа дал мне номер Асебеса.
— Ну, значит, над тобой подшутили, даже не сомневайся. Вопрос в том, что мы теперь будем делать с эдакой горой мусора? Ведь в нашем проклятом доме каждый печется лишь о себе и никто не думает о ближнем. И особенно ты, ты много треплешься, но ничего не делаешь.
— Мне сейчас надо зайти домой на минутку, а потом я вывезу контейнер на улицу, не волнуйся.
Я повернулся, чтобы открыть свою дверь. Но Ангус вкрадчиво произнесла:
— Там внутри твоя девушка, она ждет тебя. Я видела ее где-то час назад. Она открыла дверь своим ключом, как будто так и должно быть. Но я ей ничего не сказала, как ты понимаешь.
— Девушка?
— Ну да, симпатичная такая… И у нее был собственный ключ. Только знаешь что? Раз ты мне не делаешь одолжений, то и я тебе помогать не буду. Чтобы ты знал впредь, как это — наплевательски относиться к просьбам соседей!
Она обиженно захлопнула дверь. Я постоял немного, размышляя, у кого мог быть ключ от моей квартиры. Но в голову ничего толкового не приходило. Потому я открыл дверь очень осторожно, стараясь не издавать лишних звуков.
Кто бы ни проник в мой дом в мое отсутствие, он совершенно не пытался этого скрыть. До меня донеслись характерные звуки уборки — кто-то что-то тер, да еще и тихонечко напевал при этом. Я бесшумно закрыл дверь и медленно пошел по коридору. Голос стал более различимым. Он чуть слышно напевал знакомое болеро «Ты меня приручил».
Я на секунду задержался, прежде чем войти в комнату. Я узнал бы этот голос из тысячи, но никак не мог сообразить, как его владелица смогла проникнуть в мою квартиру. Потом я сделал еще один шаг и заглянул внутрь.
Она была там.
Повернувшись спиной ко входу, безмятежно напевала и мыла пол. Вокруг все сияло, и каждая вещь лежала на своем месте. Казалось, я попал в какой-то другой дом. То есть это место наконец стало домом.
— Хуанита, — позвал я. Но она не услышала, увлеченная своим пением и уборкой. Я повысил голос. — Хуанита!
Она обернулась, широко распахнула глаза и воскликнула, прижимая руки к груди:
— Тони, Бога ради, как же ты меня напугал!
— Что ты здесь делаешь?
— В смысле: что я здесь делаю? А ты не видишь? В этой квартире, похоже, никто не убирался со времен Колумбова похода, какая дикость. Я и не знала, что ты такой грязнуля, Тони. А ведь раньше всегда так заботился о своих вещах!
— Хуанита, я понял, что ты вычистила мою берлогу, и глубоко благодарен тебе за это. Но как ты ухитрилась попасть сюда?
— А ты не помнишь, что оставлял мне ключи? На случай, если потеряешь свои. Слушай, не надо на
Я проследил за ее взглядом. На столе лежал сверток из упаковочной бумаги, перевязанный бечевкой. Хуанита отвела глаза и смотрела теперь на балкон.
Я подошел к ней, положил руки на плечи, повернул лицом к себе и обнял. Она не сопротивлялась. Я медленно и очень осторожно поцеловал ее.
Прошло несколько мгновений, прежде чем она подняла голову и прошептала:
— Сукин сын, какой же ты все-таки сукин сын!
Я снова принялся ее целовать и понял, что теряю ощущение реальности. Но Хуанита неожиданно вырвалась из моих рук:
— На этот раз ты сможешь? Или опять как вчера?
Я не отвечал. Зачем? Она продолжала возмущаться:
— Ты представляешь, как давно у меня не было мужчины? — Она повернулась и указала на кровать. Только тут я заметил, что белье чистое и явно только что постелено. — Я принесла тебе свежие простыни. Так мы обновим их, или ты будешь продолжать дразнить меня?
В восемь вечера Хуанита неожиданно заявила:
— Мне нужно идти в «Пузырьки», Тони. Я не могу бросить Каталину одну с такой прорвой работы. — Она задумалась. — Клиентов с каждым разом становится меньше и меньше! Все теперь не так, как раньше. Мне иногда очень трудно выкроить деньги для Драпера.
— А чего это Каталина на меня взъелась? — Я затушил окурок «Дукадос» в пепельнице. — Она тут сказала мне, что если я обижу тебя, она меня убьет. У нее вообще с головой все в порядке?
— Да, насколько я знаю. Понимаешь, ее характер иногда бывает совершенно несносным. В жизни ей пришлось натерпеться всякого. Бедняжка Каталина! Ты помнишь, сколько мы уже вместе? Тридцать лет. Мне тогда было восемнадцать, а ей — двадцать или двадцать один… «Сестры Sisters», надо же… Господи, в каких дырах мы только не побывали! Всю Испанию объехали! Мы выступали во всяком захолустье — на ярмарках, деревенских праздниках. — Она покачала головой, а я невольно залюбовался, глядя, как она улыбается своим воспоминаниям. — Нам ведь было очень здорово вместе. Знаешь, я думаю, что она всегда была слегка в меня влюблена. С той поры страсть эта поостыла. Она умирала от ревности, если я начинала встречаться с каким-нибудь мужиком, что вечно вокруг нас крутились. Но сейчас она уже… Хотя было бы неплохо, если бы она нашла себе хорошую женщину.
Мы довольно долго молчали. Потом она вновь заговорила:
— Кстати о ревности. А что это за соседка у тебя напротив? Забавная тетка, похоже, из тех, кто несет круглосуточную вахту у дверного глазка, так? Потому что стоило мне вставить ключ в замок, она тут же выскочила и начала расспрашивать, кто я такая и что здесь делаю. Можешь себе представить?
— Да, она странноватая, ее зовут Ангустиас.
— Ты с ней любовь крутишь?
— Слушай, ты что, всерьез считаешь, что у меня может быть такая женщина?