Прощай, принцесса
Шрифт:
— Надеюсь, ты не сказала о своих подозрениях полиции?
Она энергично помотала головой:
— Нет, Тони… Я готова оказать тебе услугу.
— Я устал, Ангус, очень сильно устал. Почему бы тебе не оставить меня в покое? Сегодня был ужасный день, впрочем, как и вчера.
— Ты настоящий мужчина, Тони, скажу я тебе. Асебес был вонючим долбанутым педиком, растлителем мальчишек. А ты… Слава настоящим мужикам!
Она посмотрела на меня из-под полуопущенных век и проникновенно сказала:
— Я выхожу замуж на следующей неделе, Тони, и до этого нам нужно… Ну, ты сам знаешь, да? — Ангустиас снова начала подмигивать. —
— Спокойной ночи, Ангус. Иди домой — отдохни.
Но она не двинулась с места. Так и осталась стоять посередине тротуара в своем желтом плаще. В каком магазине она его купила? Наверное, он называется «Плевать я хотела на элегантность».
Напоследок она сказала:
— Все случится уже на будущей неделе, так, Тони? Ты не забудь, пожалуйста. Мы празднуем в «Ривьере», ты тоже приглашен. Осталось совсем немного времени. Да, не нужно на меня так смотреть, ты просто обязан оказать мне услугу… А если нет… то я тоже больше не буду тебе делать одолжений. И тогда тебе же будет хуже.
Я проследил взглядом, как она перешла улицу и присоединилась к сестрам, которые безуспешно пытались договориться с одним из полицейских, которого оставили дежурить у подъезда. Когда Ангус поравнялась с Гадесом, тот поприветствовал ее кивком головы.
Гадес направлялся ко мне. На нем был коричневый пиджак, который я помнил с прошлого раза. Машинально я отметил, что и сам одет сегодня в тот же костюм, что и тогда.
Он встал напротив:
— Нам надо поговорить, тебе так не кажется?
Он впервые назвал меня на «ты».
— Да, я тоже так думаю, Гадес. Но сразу хочу предупредить тебя — я работаю на Матоса, адвоката.
— Знаю, прохиндей Матос уже прислал уведомление судье, ведущему следствие. Мне бы хотелось задать тебе пару вопросов. Я думаю, ты сможешь выбрать тут недалеко какой-нибудь спокойный бар.
— Я никогда не хожу в неспокойные бары.
Заведение под названием «Танжер-бар», находившееся на улице Костанилья-де-лос-Анхелес, на первый взгляд казалось закрытым. На мой стук открыл Мохаммед, марокканец родом из Надора, мужчина примерно моего возраста, с густой черной бородой. В последнее время он еще больше раздался вширь благодаря занятиям с гантелями.
— Сожалею, но мы еще не откры… — Но тут он узнал меня и воскликнул: — Ай, карамба, сеньор Карпинтеро! Заходите, пожалуйста!
Мы спускались по ступенькам, следуя за Мохаммедом, который объяснял:
— В зале сидят несколько моих приятелей… хорошие люди, мы собрались, чтобы обсудить кое-какие вопросы, прежде чем начнется трудовой день, понимаете? А бар заработает чуть позже.
Дизайн внутреннего помещения вызывал некоторые сомнения в здравомыслии декоратора, явно пытавшегося воссоздать обстановку восточного сераля. Помнится, я пару раз приводил сюда Хуана. На самом деле это был бордель. Мохаммед каким-то образом ухитрился получить лицензию на содержание кабаре, так что мог закрываться лишь на рассвете, но для этого некоторым девочкам приходилось для
За столиком сидели четыре женщины, они ели прямо из лотков, предназначенных для хранения пищи. Рядом расположились двое мужчин. Разговоры смолкли, как только мы показались в дверях. Но Мохаммед поспешил успокоить компанию:
— Это мои друзья, они зашли выпить по рюмочке. Все нормально. Где вам угодно присесть, сеньоры? Чувствуйте себя как дома, хорошо?
Мы устроились за столиком в углу. Я оставил Гадесу место, где он мог расположиться спиной к двери, сам сел рядом.
Мохаммед довольно потирал руки, нацепив на лицо свою обычную маску коварного обольстителя:
— Вам здесь удобно, сеньоры? Что я могу предложить?
— Я, пожалуй, возьму джин-тоник. Джин Larios. И выдави туда пол-лимона. У тебя ведь есть лимоны, Мохаммед?
— Конечно, сеньор Карпинтеро, джин Larios, тоник — и выдавить туда пол-лимона. А вам, кабальеро?
— Кофе с молоком.
— Кофе с молочком, отлично. Сейчас принесу. Что-нибудь на закуску, сеньор Карпинтеро?
— Нет, и только не вздумай налить паленки.
— Хе-хе-хе… Паленки, скажете тоже! У нас такого вовек не водилось, сеньор Карпинтеро. Еще что-нибудь?
— Нет.
— Сейчас все будет готово. Вы подождете немножечко, хорошо?
В зале было душно и влажно. Я снял пиджак, пристроил его на спинку соседнего стула и закатал рукава рубашки. Гадес подозрительно оглядывал группу жующих людей, которые заканчивали свой обед в тишине. До нас доносился запах подгоревшего масла — видимо, жарили цыпленка.
Я зажег сигарету. Гадес начал нервно барабанить пальцами по столу. Потом сказал, понизив голос:
— Что за проклятое место?! У них нет вытяжки, мы задохнемся тут.
Я затушил сигарету о дно пепельницы и спокойно ответил:
— Нет, вентиляции нет, так же как и запасных выходов, и разрешения на приготовление пищи. Могу предположить, даже лицензия у них не в порядке. Это подпольный публичный дом. За той занавеской располагается комната, куда женщины водят клиентов. Полчаса — три тысячи, час — пять. А наверху в этом же здании пансион «Карабанья», в котором сдаются комнаты, там тоже почасовая оплата, час — три тысячи. В нем немного удобнее, но лицензии тоже нет. Такие вот дела, Гадес, таков реальный мир. Я не единожды приводил сюда нашего общего друга Дельфоро. — Я поднял глаза. Инспектор прекратил выстукивать дробь на столе и внимательно на меня смотрел. — Дельфоро развлекался как ненормальный, танцевал с женщинами, со всеми подряд, осыпал их комплиментами и шутками, угощал выпивкой. Но никогда не снимал ни одну, я ни разу не видел, чтобы он уединился с кем-то ни здесь, ни в других местах, что мы посещали. Один раз, когда мы кутили в «Птичке Чегуи» на улице Бальеста, я наблюдал, как одна дама целовала ему руку со словами «Благослови вас Господь, сеньор». Он заплатила ей пять тысяч тогдашних песет за один только танец с ним. Таким был Дельфоро — удивленный ребенок непостижимым образом уживался в нем с какими-то другими ипостасями. Я думаю, что любой человек способен лишить ближнего жизни, Гадес. Для этого достаточно вспышки ярости. Можно убить даже того, кого любишь. Но чтобы Дельфоро… нет, только не он, я уверен.