Прощай, страна чудес
Шрифт:
– А, Марьяна! – весело приветствовал её Костя. – Вот какая ты выросла большая, не узнать! А я вот прибыл в краткосрочный отпуск. Ходил сейчас в районный военкомат, отметился, как полагается.
– Я слышала, что ты приехал, – ответила Марька. – На сколько тебя отпустили?
– На десять суток, – доложил Костя. – Больше нам не положено.
Он старался идти плечо в плечо с девушкой, что на узкой стёжке было очень неудобно. Разговаривая, он заглядывал в лицо своей попутчицы и даже попробовал взять её за руку. Но она решительно отдёрнула
Костя засмеялся:
– Какая ты строгая, Марьянка! Расскажи, как ты живёшь, чем занимаешься. Скажи, у тебя есть парень? Ну, как бы сказать, жених?
– Нет у меня никого, – отрезала она. – И никто мне не нужен!
– Ну, так уж совсем и не нужен? – не поверил Костя.
Он смело взглянул в румяное от мороза лицо своей попутчицы. Он залюбовался юной свежестью её лица, её строгими серыми глазами под крутыми изгибами тёмных бровей. Ему неодолимо захотелось обнять девушку и даже, может быть, поцеловать её. Он сказал:
– Зря отчуждаешься, Марьянка! Мы же с тобой с детства знаем друг друга. Почти соседи. Вот я скоро отслужусь и приеду, и тогда, может быть, мы с тобой станем самыми близкими друзьями. А, Марьянка?
Он взял девушку за плечи и повернул к себе лицом. Она свободной рукой упёрлась ему в грудь.
– Пусти, чёрт! Я вижу, ты в Рудничном успел выпить. Осмелел! Убери руки!
Костины флотские ботинки ёрзнули на скользком месте, и он упал в сугроб, увлекая с собой и Марьку.
Барахтаясь в рыхлом снегу, они поднялись на ноги. Марька подхватила свою сумку и скорым шагом пустилась к деревне, которая была уже совсем близко. Поспевая за ней, Костя говорил извиняющимся тоном:
– Ну не сердись, Марьяна! Я же не нарочно. Так получилось… Он сделал попытку отряхнуть от снега Марькино пальто и помочь ей нести сумку. Ему хотелось о многом рассказать ей: о службе на боевом корабле, о дальних странах, в которых ему пришлось побывать.
Разговора не получилось. Марька торопливо повернула к своему дому. И Костя пошёл к себе домой.
Антонида, увидев дочь, всплеснула руками:
– Марьянка! Что это с тобой?
Марькино пальто было вывалено в снегу, тёплый платок сбился набок, волосы растрёпаны. Верхняя пуговица пальто была оторвана и потеряна.
– Это всё Костя Овчаров, – досадливо ответила она. – Упали мы с ним. Пуговицу вот потеряла из-за него… оторвалась!
– Как так упали? – ужаснулась Антонида. – Что значит упали? Что он хотел с тобой сделать? И пуговицу оторвал!
– Да ничего он не хотел. Как-то так получилось, – Марька уже пожалела, что нечаянно выдала Костю.
– Не-ет, ты молчи! – притопнула Антонида. – Я эти шутки знаю! Это ему даром не пройдёт. Он что думает, если у девушки нет отца, то можно над ней охальничать? Я сейчас же пойду и всыплю ему как следует!
Такого поворота дела Марька не ожидала.
– Не ходи, мама. Не срамись из-за пустяков и меня не позорь. Но старая Авдеиха расходилась не на шутку. Костину мать она увидела около её дома и налетела на неё рассерженной гусыней.
– Ты знаешь, что твой Костька сейчас хотел снасильничать мою Марьянку? Где он там прячется? А ну, давай его, шкодника, сюда на расправу!
– Как снасильничать? – Овчариха от растерянности выронила лопату, которой отгребала снег от калитки.
– А так! Очень даже просто! Значит, так: завтра с утра вчетвером идём в Рудничный. Я со своей дочерью, и ты со своим сыном. Вот там, в районной милиции, пусть он расскажет, чего он домогался от моей Марьянки!
– Как в милицию! Зачем в милицию? – помертвела Овчариха. – Может, пошутил он. А ведь посадят парня. Ему ещё дослуживать надо!
– Будет дослуживать в другом месте, – мстительно усмехнулась Авдеиха. – А ты будешь десять лет носить ему передачи!
– Тоня! – взмолилась Овчариха. – Ну зачем же так сразу? Может, мой сын и виноват. Но не настолько, чтобы с этих лет портить ему жизнь. Ну, поиграл он. Молодая кровь… Разве мы с тобой не были молодыми? Неужели мы не можем уладить это дело по-хорошему?
– Ладно, – смягчилась Авдеиха. – Так и быть. Дашь мне тысячу рублей, и замнём эту неприятность.
– Дам, дам тебе тысячу рублей! – заторопилась Овчариха. – Но не сразу. У меня сейчас нету.
– Ну что ж, – снизошла Авдеиха. – Я подожду. Но смотри, никому об этом ни слова!
На этом и разошлись. Войдя в дом, Овчариха ничего не сказала сыну. Не хотела портить ему отпуск.
Денег у неё действительно не было. Овчариха взяла в долг у другой соседки, но не сказала, зачем её срочно понадобились деньги. А чтобы поскорее вернуть долг, решила продать корову. Об этом она объявила по соседним деревням.
При всей секретности этой сделки, жители деревни непостижимым образом узнали о ней. По Скрутову поползли нехорошие слухи. Вечерами в клубе Костя ловил на себе многозначительные взгляды, замечал скрытые усмешки и перешёптывания. Повышенный интерес к своей персоне он объяснял тем, что не часто на здешнем сухопутье увидишь бравого морякатихоокеанца.
Однако деревенские товарищи открыли Косте глаза на то, о чём он сам до поры не догадывался. Рассказали ему, в какую нехорошую историю он влип, сам того не желая. А когда к ним во двор пришли покупатели и увели корову, он ясно осознал всю глубину своего падения.
Ходить вечерами в клуб ему уже не хотелось. С Марькой он больше не виделся. Обоим было стыдно друг перед другом, и они старательно избегали встреч.
Мать ничего не говорила ему и только тяжело вздыхала. Костю угнетало чувство вины перед ней. Едва досидев до окончания отпуска, он с чувством облегчения уехал к месту своей службы.
– Вот и отгостил сынок, – вздохнула Овчариха. – Отгостил и корову со двора свёл. Ладно, пусть служит спокойно. А корову я себе ещё наживу.
В зимний субботний вечер в скрутовский клуб пришли парни из соседнего села Запрудного.