Проще убить, чем…
Шрифт:
Мы с сомнением на него посмотрели. Идея почему-то ассоциировалась с пионерским лагерем.
– Можно попробовать, – с чуть наигранным энтузиазмом поддержала своего кавалера Тася и, глянув на меня, спросила:
– А почему, собственно, «Зверек»?
– Мадемуазель! Позвольте представиться. Зверев Родион Николаевич, – я выпрямился по стойке смирно, залихватски щелкнув воображаемыми каблуками.
Но в тот вечер на подмостки сцены лесной избушки никто из нас так и не рискнул подняться, и мы просто посмотрели старый, но хороший детектив.
Следующий день был похож на предыдущие. Но мы еще только начали получать удовольствие от лесной жизни и не скучали. Даже не согласились на заманчивое предложение Гришки пострелять по
Ким какое-то время разглядывал наше творение, а потом таинственным тоном произнес:
– Интересно, что бы сказал по этому поводу Фрейд? Мы ведь на уровне подсознания невольно наградили снеговика ринофимой.
Дух и я удивленно на него посмотрели.
– Ринофима. Незаразная и неопасная болезнь, – объяснил Ким. – Красноватый, шишковато-пупырчатый нос. Характерен для алкоголиков. Вспомните известный портрет Мусоргского.
По поводу снеговика не преминули пошутить и девчонки. Они в это время занимались в избе обедом. Вышедшая выкинуть картофельные очистки Машка критически осмотрела скульптурное произведение и иронично заметила:
– Чем бы дитя не тешилось… Хотя, говорят, трудотерапия для лечения пьяниц очень эффективна.
В ответ мы слепили снежную бабу, размером поменьше с противным носом из сучка с шишкой, напоминающей бородавку, а из драного мышасто-серого одеяла вырезали огромный лифчик. Эта зимняя красавица строго смотрела на всех близко прилепленными к носу угольками. То еще зрелище, между прочим.
Эта парочка так и простояла весь наш отпуск. Мы назвали их Тристан и Изольда.
Вечером снова возникла проблема, чем себя занять. Я уже хотел вытащить очередной фильм, но вдруг заговорил Ким.
– Помните вчерашнее предложение Духа? – спросил он.
Мы кивнули.
– А «Тысячу и одну ночь» помните? – и Ким продолжил речитативом: – «Дошло до меня, о великий царь, что в славном городе Багдаде жил сапожник…»
– Ну и дальше что? – поинтересовалась Машка.
Ким, на лице которого явно отражались единство и борьба противоположностей, наконец, решился и сказал:
– Так вот. Я согласен стать волонтером и рассказать одну любопытную, как мне кажется, историю.
У Нелли загорелись глаза.
– Давай, валяй, Сереженька.
Ким удовлетворенно кивнул.
– Но у меня есть одно условие. Даром ведь ничего не бывает.
Мы внимательно на него уставились.
– Шахерезада не от хорошей жизни рассказывала царю байки, – продолжал он. – Она была категорически против, чтобы ей отрубили голову. И ее желание остаться и поболтать во дворце вместо того, чтобы встретится с палачом, было вполне закономерным.
Мы ожидали, что будет дальше, а Ким, подмигнув нам, договорил:
– Вот и у меня тоже есть интерес. Помельче. Мне, чтобы хорошо рассказывать, нужна рюмочка. А без нее я ничего не скажу. Так что выбирайте.
– Э-э-э, – разочарованно протянули дамы, – этот интерес нам знаком и вряд ли стоит твоего рассказа.
– А может, рискнем? – влез я, умилительно глядя на этих мегер.
Девчонки явно заколебались, но бутылка с закуской все же появилась на столе.
– Эта история произошла, когда я еще учился в институте, – начал Кимирсен. – Я только-только поступил в медицинский и не смел верить своему счастью. Глупо в этом признаваться, но иногда я тайком доставал свой студенческий билет и с гордостью его рассматривал. Но, честно говоря, жизнь на первом курсе, если ты действительно учишься, была вовсе не такой уж сладкой. Я утопал в потоке информации, когда интересной, а когда скучной и глупой, и долбил часами
Прошло несколько месяцев учебы, и я, как и остальные, привык к новой жизни. Мы перестали чувствовать себя потерянными в старинных академических залах института. Трупы не пугали нас, а мы их. Мы даже немножко этим бравировали. Некоторые, например, ели домашние бутерброды в помещении, где препарировали покойников.
На какое-то время Ким замолчал и задумался, а затем продолжил:
– И вообще институт многое изменил для меня и таких, как я, благополучных детей, только закончивших школу. Понятное дело, мы все были молоды, но, тем не менее, между многими была разница в несколько лет, что играло немаловажную роль. Часть из нас была после армии со специфическим опытом армейских взаимоотношений, часть успела поработать и окончить другие учебные заведения. У некоторых уже были свои семьи. И все мы вдруг перемешались. То есть те, кто давно и реально вел взрослую жизнь, и те, вроде меня, которые знали ее чисто теоретически. Важным фактором жизни были деньги. Money-money, которых у меня не было. А у моего молодого организма были растущие потребности. И не было богатого папеньки. Поэтому ни на что другое, кроме стипендии, я не мог рассчитывать. Вот и решил подрабатывать.
– Так ты, оказывается, был в институте эдаким сопливым маменьким сынком в аккуратном дешевом костюмчике? – удивилась Нелли.
Ким усмехнулся.
– Маменьким сынком я никогда не был. Дух и Зверек не дадут соврать. И в институте прикидывался, как и многие, крутым, только в эту крутизну, кроме нас самих, похоже, никто не верил. Но в том, что ты говоришь, Нельчик, есть доля истины. Я был маменькиным сынком, если под этим подразумевать инфантильность, но не в поведении, а в мышлении. Деньги мне нужны-то были только для того, чтобы потратить их тут же на модный прикид или какую-нибудь дурочку, вроде тебя. Но как делать деньги, я не имел представления. Не идти же действительно на почту разносить письма. Мне повезло. Помог товарищ из Томска Виктор. Он жил в общежитии, и родители деньги ему практически не присылали, а стипендию он когда получал, а когда и нет. Так что другого выбора, как крутиться, у него не было. Он-то меня и надоумил.
Ким, который в основном обращался к дамам, повернулся к нам.
– Мы, сидящие здесь мужчины, старше присутствующих представительниц прекрасного пола и знаем то, что вы могли и не знать. Заранее простите, если я не прав. В те времена все было немножко по-другому, но заработать при желании было можно. Даже без особого риска сесть за решетку. Например, хорошей кормушкой было кладбище. За все, то есть за место на кладбище, памятник, услуги могильщиков, присмотр за могилкой надо было платить деньги. Очень приличные «левые» деньги в карман исполнителей. Менее известно было то, что на чужой смерти начинали зарабатывать еще раньше. Услуги санитаров в морге стоили недешево. Это сейчас расплодились бюро ритуальных услуг, где платишь много, но теоретически сразу за все-про все. А раньше за то, чтобы помыть тело, привести его в порядок или вынести покойного, по отдельности выкладывалась денежка. Санитары от безработицы не страдали, и устроиться на такое место можно было только по большому блату. Но пронырливый Виктор умудрился внедриться в эту систему. Санитаром его, конечно, никто не взял. Он устроился «по-черному». По сути, рабом. Делал работу за санитара, а тот отстегивал ему какие-то для таких, как он, совсем неплохие деньги. Зарплату начинающего инженера. Он мог бы зарабатывать и больше, но уже чисто физически был не в состоянии учиться и работать каждый день. И тогда позвал меня.