Прощение славянки
Шрифт:
– Соскучилась, милая моя? Я тоже скучал, весь день о тебе впоминал.
– А вчера?
– И вчера вспоминал. – Он целовал ее в макушку, потому что лица ее не видел, она прижалась к его щеке своей щекой и засопела ему в ухо.
– А позавчера?
– И позавчера, и каждую минуту, когда не занят делом, – успокоил он ее, зная, как дороги Оле его слова.
– А я о тебе тоже весь день думала, особенно когда приперлись семеро сантехников и стали все крушить в моем доме, – плаксивым голосом пожаловалась Оля. Ей очень нравилось быть в его объятиях маленькой
– Откуда еще семеро сантехников? Что ты выдумываешь? – рассмеялся Огородников.
– Семеро, – упрямо повторила Оля, – я их пересчитала.
– Да откуда они к тебе заявились? У нас и одного не дождешься, когда нужно. Ты их, наверное, заманивала?
– Неправда! Не заманивала. Я звала одного. А эти почему-то парами друг за другом приходили, все ломали, стены крушили, полы водой залили, грязи нанесли… А последние трое пытались починить, да тоже кран сорвали, какую-то трубку вырвали, новую не нашли да так и ушли. Зато воду перекрыли, теперь нигде не течет. И воды нет.
– А ты что же? – ужаснулся Иван, наконец оторвав от себя Олю и заглянув в ее зареванное лицо.
– А я за ними все записывала, что они говорили, потом поехала на рынок покупать запчасти, какой-то сифон рифленый, или это трубка рифленая, всякие фигни по списку, уже забыла. Один сантехник мне целую лекцию прочитал. Такой обстоятельный, он немец, сам мне сказал. Так все понятно было, я даже начала что-то соображать в этих кранах, впервые в жизни. А когда он сам взялся все приделывать, старый сифон открутил, сломал, а новый у него не собирался. Он и ушел.
– А ты что же, бедняжка моя? – Иван держал ее ладошку в своей и с жалостью слушал ее печальный рассказ.
– Как что? Плакала… Сама попыталась собрать, бутылку разрезала напополам и в нее запихнула эту трубку. А острый конец в дырку в полу засунула. Так красиво получилось, видно, как вода через бутылку сливается. Потом воду собирала, полы мыла. А потом пришел парень снизу, у них в подвале офис, и принес мне счет на двенадцать тысяч за причиненный ущерб. Их сантехники затопили, а мне теперь платить надо. Он даже успел сфотографировать этот ущерб на цифровой фотоаппарат и распечатать. На шести страницах. Хочешь покажу? Там потолок обвалился, всю оргтехнику водой залило, диван набух от воды, им теперь сидеть не на чем. Я им табуретку и стул дала.
– Это что же за светопреставление они тебе устроили, эти твои семеро сантехников?! – взревел в гневе Огородников и потянулся к кобуре.
– Не надо, не стреляй их, они же не виноваты, что плохо в школе учились. У них, наверное, было тяжелое детство.
– Их мамы в детстве роняли часто на пол, а папы по кумполу били, убогих. Это ж надо, на двенадцать тысяч человека поставить ни за что! – Он вспомнил парня из офиса и завелся еще больше.
– Он спросил, с кем я живу, а я ответила, что сирота. Он и ушел. Потом пришел и говорит: ладно, не надо двенадцать тысяч долларов, заплати хоть тысячу рублей.
– Он что, чеканутый?! Двенадцать тысяч долларов! Да я его сейчас пристрелю!
– Да он же теперь на тысячу рублей согласен, не стреляй его, – попросила добрая девушка Оля. – Тем более что они все уже давно по домам разошлись, ночь на дворе, – напомнила она ему.
Огородников бессильно опустился на детский стульчик, который угрожающе заскрипел под тяжестью его тела.
– Ванечка, зайчик, сядь лучше на диван, у меня и так в доме теперь разруха, последний стульчик сломаешь.
– Пошли в ванную, покажешь, что эти уроды сотворили. Кстати, что это у тебя так темно здесь?
– А они искали какой-то вентиль и снесли выключатель. Нечаянно, я сама видела. Там один дядька такой здоровый, с огромными железными щипцами в руках ходил. Задел выключатель. Он и оторвался.
– Этот вентиль прямо на глазах, что его искать? А это что еще за пролом в стене?!
– А они сказали, что в такое маленькое отверстие для вентиля их пальцы не вмещаются. И кувалдой расколотили кафель, чтобы места побольше было. Они и в кухне стену разворотили, искали место соединения каких-то штук. Я ее доской для теста прикрыла, чтобы не было так страшно.
Разъяренный Огородников заметался по квартире в поисках следов разрушения.
– А это еще что такое? – выскочил он из туалета с крышкой от бачка.
– Один из семерых зашел, спросил, почему вода шумит все время. Дернул за пупочку и сломал ее. Теперь крышка не закрывается. Он ее сверху положил и ушел.
– Мать честная, вот вредители! А электрика вызывала?
– Да пришли двое…
– Да что ж они все парами ходят?
– Один другого поддерживал. У одного болезнь Паркинсона, он все время трясся. Старенький такой, бедненький. А второй маленький, горбатенький, очень лютый. Поковырялся, сказал: кто ломал, пусть и чинит. А нам пора на день рождения в ЖЭК. Нас, сказал, там Люба-диспетчер ждет. И все семеро, а потом и эти двое ушли.
– Бедная моя девочка, как же ты это выдержала? – Огородников жалостливо смотрел на свою любимую, его сердце разрывалось, когда он представлял, что она пережила за этот день.
– Плакала… – кротко ответила Оля и зарылась лицом у него на груди.
Он стал гладить ее волосы, потом решительно отстранил.
– Я их всех завтра перестреляю. А сейчас попытаюсь привести в порядок твое хозяйство.
Он снял куртку, пиджак, подумал – и снял рубаху и брюки, оставшись в семейных трусах со смешным рисунком, маленькими мишками в трусах по колено. Оля захихикала. Иван обрадовался, что у нее поднялось настроение, и принялся за работу.
– Пойду тебе борщ разогрею, – сообщила она ему, любуясь, как спорится в его руках работа.
– В час ночи? – удивился Огородников.
– А что, ты не будешь?
– Почему? Буду, я же не отказываюсь. – Он стоял на четвереньках, подняв кверху зад, и Оля опять захихикала, рассматривая мишуток. Погладив любимого на прощание по голой спине, она побежала на кухню.
Огородников возился с час. Поменял сифон, вставил и прикрутил краны, принялся за выключатель и вскоре продемонстрировал Оле сделанную работу.