Прощение славянки
Шрифт:
– Капитан, я все хотел спросить, известно ли вам такое имя – Соня Салтанова?
Куликов от неожиданного вопроса поперхнулся соком и, когда откашлялся, удивленно ответил:
– Конечно, я ее знал… А почему вы вдруг о ней спросили? И откуда вы ее знаете?
– Не сочтите мой вопрос за бестактность. Просто меня тоже свела с ней судьба. Я останавливался в ее гостинице и впервые о вас услышал именно от нее.
Глаза Куликова затуманились, он отставил стакан с соком и заговорил:
– Я с ней тоже познакомился в гостинице. Когда в командировке был и останавливался там. Потом у нас роман возник, да не проходной, между нами серьезные чувства были. Мы с ней полгода как
– Валентин, я после вашего признания даже не знаю, что и сказать…
– А что? – забеспокоился Куликов. – С Соней что-то случилось?
– Ну с ней давно что-то случилось. Она вас любит…
И Турецкий принялся рассказывать Куликову о том, как Салтанова приехала в Москву, отыскала Турецкого и, рыдая, умоляла найти Куликова.
– Что вы говорите? – Куликов потрясенно слушал Турецкого. – Я не думал, что она так будет переживать. Она всегда производила впечатление человека, умеющего владеть собой. Мне даже казалось, что ее самообладание как-то противоречит женской натуре. Объяснял это тем, что вокруг война, она потеряла своих родных.
– Ее больше всего беспокоило ваше доброе имя, она просила защитить вашу честь, – продолжал Турецкий. – Для нее это очень важно, Валентин. Потому что она растит вашего общего сына. А у его отца должно быть доброе имя.
– Как?! – вскрикнул капитан. – У меня сын? Вы не ошибаетесь? Я же ничего не знал…
– Вы не могли знать, потому что она родила после того, как вы пропали. Через полгода.
– Боже мой… – Куликов замолчал, переваривая неожиданную информацию.
Грязнов, который слышал весь этот разговор, укоризненно посмотрел на Турецкого и тихо укорил его:
– Мне ничего не говорил, а тут такие житейские страсти. Сын нашелся…
– Ну мы только вчера узнали, что Кулаков и Куликов – одно лицо. Не мог же я сразу ему выложить, что у него сын есть. Человека нужно было подготовить.
– Считаешь – подготовил? – насмешливо спросил Грязнов. – Посмотри на него, что с ним творится.
По лицу Куликова было видно, как он волнуется и как потрясен известием, что у него растет сын.
– Как зовут моего сына? – наконец овладел собой Куликов.
– Маратик Салтанов. Но отчество она ему дала ваше.
– Они сейчас в Назрани? Или переехали куда-нибудь?
– В Назрани. Она же до сих пор ждет вас…
Куликов опять замолчал, что-то обдумывая. Потом прервал молчание:
– Я о ней вспоминал, конечно, с теплотой. Она замечательная женщина. Но когда я понял, что с Людмилой нас связывают чувства, решил, что назад дороги нет. Люди встречаются, расстаются, и не всегда это зависит от них. Но Люде я, конечно, расскажу о сыне. Она меня поймет. Вы не представляете, какая это женщина. Она такая… понимающая, умница, сердечная. Я думаю, она не станет возражать, если я налажу связь с Соней. Мы можем вместе с Людой поехать в Назрань, встретиться и с Соней, и с Маратиком. Я буду им помогать… Боже мой, даже не верится, что у меня сын! Я вам не могу передать, что сейчас испытываю. Честно говоря, я потрясен.
– Я вас очень понимаю как отец. Когда у меня появилась дочь, я тоже испытывал целую гамму чувств. В основном гордость, что у меня ребенок. А о жене и говорить нечего, она мне раз сто повторяла: «Представляешь, я ее сама родила!» Я сначала не мог понять, что она имеет в виду. Потом понял: рождение ребенка, по-моему, главное в жизни человека. Такое важное событие, что каждый может гордиться.
– Жаль, мне вас не понять, – с некоторым сожалением в голосе вмешался в разговор Грязнов.
– Еще не все потеряно. Можно и в восемьдесят зачать ребенка, – подбодрил товарища Александр Борисович.
– Ну тогда хорошо, у меня времени еще вагон и маленькая тележка. Кстати, слышал теорию, что чем старше мужчина, тем умнее от него дети получаются. Заодно и проверим.
– Надо только жену молодую выбирать, чтоб побочных эффектов не было, отклонений каких-нибудь.
– Тьфу на тебя, Саша, сам обнадежил, сам и испугал. Я теперь переживать буду.
– А у тебя что, уже есть претендентка на роль матери твоего ребенка?
– Пока нет, – с достоинством ответил Грязнов. – Но я мужчина в соку, на меня женщины смотрят. Вон стюардесса глаз не сводит.
– Она ждет, когда ты ей стакан вернешь, – охладил его пыл Турецкий и тихо засмеялся, заметив на лице Грязнова разочарование. – Уже зажглось табло «Пристегните ремни». Приземляемся.
На нетерпеливые звонки в дверь Турецкого послышался голос Ирины:
– Иду, иду, свои ключи надо носить, Нинуля!
Дверь распахнулась, жена от неожиданности застыла на пороге и вытаращилась на компанию.
– Во даете, хоть бы из аэропорта позвонили, я бы нарядилась!
На ней были старенькие джинсы и широкая джинсовая рубаха Турецкого.
– А ты и так хороша, – обнял ее соскучившийся муж и в последнюю секунду успел поцеловать в щеку, когда она уже уворачивалась от его объятий.
– Ну заходите все, представь мне своего товарища, Сашок!
– А это наш самый дорогой гость, которого мы ждем не дождемся последние полгода, капитан Валентин Куликов, – представил Турецкий незнакомца.
У Ирины на лице появилась такая счастливая улыбка, что Куликову стало как-то даже неловко. Что-то прежде незнакомые женщины при первой встрече с ним никогда не одаривали его такими улыбками. Он улыбнулся Ирине, церемонно поцеловал ей руку. А сам в недоумении взглянул на Турецкого. Уже второй раз он слышит от Турецкого загадочную фразу о том, что в этом доме его ждут полгода. Турецкий развел руками, мол, в свое время все узнает. Грязнов чмокнул Ирину в щечку. Вот от него она не отворачивалась, даже наоборот – сама щеку и подставила, бросив при этом хитрый взгляд на насупившегося мужа.
Она хоть и встретила мужчин не при параде, обед у нее был готов. Поэтому она оставила их «на минуточку» пить аперитив, который они привезли с собой, а сама бросилась в другую комнату – наводить красоту. Когда она минут через двадцать появилась, у Турецкого отвалилась челюсть, а Грязнов оглядел ее, не скрывая удовольствия. Ирина вырядилась в шикарное театральное платье вишневого цвета, покупку которого ей долго удавалось скрывать от Турецкого, поскольку деньги на него она потратила хозяйственные. Пока Турецкий, по ее мнению, прожигал жизнь в Нефтегорске, они с Нинулей на всем экономили и купили Ирине выходное платье.