Прощение славянки
Шрифт:
тела в номер. Александр Борисович покачал головой, прикрыл дверь и пошел следом.
– Зачем пожаловали, Оля?
– Ага, значит, уже не Вячеславовна?
– Будем считать, что рабочий день закончен.
– Тогда будем считать, что это – визит признательности. Хочу в очной форме сказать вам спасибо за Леоновича. – Она с любопытством разглядывала номер. – Не представляю, как вы его развели на такой материал… Черт возьми, шикарно живут газетные магнаты!
– Это было непросто, – пробормотал Турецкий
– Ага. Вы знаете, что у вас на стене висит? – Она кивнула на картину, портрет Гагарина, выполненный в несколько абстрактной манере.
– Мазня какая-то, – пожал плечами Турецкий.
– Мазня?! Ну вы даете?! Это же Васильковский! Наш местный Пикассо. Или Глазунов. Кому как больше нравится. Наверно, номер стоит кучу денег, а?
– Ольга Вячеславовна, бога ради, давайте ближе к делу.
– Давайте, – охотно согласилась Вязьмикина. – Все-таки хотелось бы знать, что вы намерены делать в ближайшее время, Петр Петрович? А с Васильков-ским я бы на вашем месте обязательно познакомилась.
Турецкий вспомнил инструктаж Меркулова и невольно улыбнулся.
– Для начала я собираюсь привлечь стратегического партнера, который заинтересован в развитии проектов издательского дома и готов в это инвестировать.
– Леоновича?
– Я хоть человек и новый в издательском деле, как вы справедливо заметили, но не настолько же глуп. Пока он не выиграет выборы, договариваться ни о чем с ним не стану.
– Значит, есть кто-то еще на примете! – обрадовалась Вязьмикина. – Давайте поужинаем, и вы мне все расскажете.
Теперь Турецкий уже усмехнулся – с той долей небрежности, на какую был способен Петр Петрович Долгих.
– Поужинаем – давайте. А что вам рассказывать, я сам решу. Знаете поблизости приличное заведение? Но только не «Волга-Волга».
– Есть один ресторанчик… А уж как вам там понравится, я не знаю.
Ресторанчик оказался ничего себе, если бы только не музыка.
Едва они вошли, Турецкий поморщился, да и Ольга невольно прижала руки к ушам. Музыка была живая, но лучше бы ее не было вовсе. Пианист извлекал из своего инструмента какие-то немыслимые звуки, и едва ли это была импровизация – в воздухе стояла тщательно спланированная какофония.
«Пианист – это занятно, – подумал Турецкий. – Такое нечасто сейчас увидишь. Ретро-стиль. Не стреляйте в пианиста… Или как раз стреляйте?»
Вокруг пианиста расположилась компания японских бизнесменов. Они оживленно о чем-то спорили, не обращая ни малейшего внимания на изливавшиеся на них звуки. Или, точнее, они им не мешали, а создавали благоприятный фон.
– У нас тут завод открылся, компьютерный софт производят! – прокричала Ольга, кивая на японцев. Нормально говорить было едва ли возможно.
Турецкий заметил, что у пианиста
– Сейчас есть только арт-менеджер, – надменно сказала официантка, девушка, которая выглядела ненамного старше дочери Турецкого.
– Еще лучше, – кивнул Турецкий. – Зовите. Ольга с любопытством наблюдала за тем, что будет дальше.
Несколько минут спустя появился маленький кругленький человечек с черными усами, эдакий Эркюль Пуаро.
– Скажите, любезный, можно прекратить музыку? – спросил у него Турецкий.
– А зачем? – удивился арт-менеджер. – У нас в концепции заведения в это время заложена музыка.
– У вас тапер играет за деньги?
– Обязательно, – важно кивнул арт-менед-жер. – Что душа пожелает. Заказывайте.
– Тогда я заплачу, чтобы он прервался на часок. Тишины душа желает.
Ольга прыснула.
– Это как?! – изумился арт-менеджер. – Я… мы… у нас так не делают…
– Все когда-то бывает первый раз. – Турецкий хлопнул его по плечу и двинулся к пианисту.
Через минуту вопрос был решен. Немногочисленные посетители распрямили спины и благодарно закивали.
Когда Турецкий возвращался к своему столику, у него в кармане завибрировал телефон. Турецкий на ходу достал его, посмотрел на дисплей – слава богу, это звонил Меркулов. Но Александр Борисович рано обрадовался – связь прервалась, едва он успел сказать «алло».
Он еще не дошел до своего столика, как навстречу привстал мужчина лет пятидесяти и протянул руку. Он был чуть выше среднего роста, худощав. Седые волосы были коротко острижены, на желтом лице виднелись глубокие складки, холеные усы походили на щеточку. Его немигающие глаза светились любопытством. Держался он, однако же, весьма любезно, даже сердечно. Представился Аркадием Сергеевичем Агафоновым и сообщил, что чрезвычайно польщен знакомством с представителем крупного бизнеса. Турецкий несильно удивился тому, что его (точнее, господина Долгих) тут знают, и вернулся за свой столик.
– Поздравляю, вы удостоились чести, – сказала его спутница. – Впрочем, после Леоновича я уже мало чему удивляюсь.
– То есть?
– Ну как же, познакомились с самим Флюгером!
– И кто такой «сам Флюгер»?
– О! Так вы даже не знаете? А вот он явно вас опознал. Впрочем, это неудивительно. После встречи с Леоновичем, наверно, уже слух пошел. Флюгер, то есть Аркадий Агафонов, крупный персонаж игорного мира. У него две страсти – игра и рыбалка.
– Вероятно, он очень терпелив и удачлив?