Прощеное воскресение
Шрифт:
— А кто его знает! Нельзя — и все. Наверное, считается, если человек был в оккупации, то он как бы порченый.
— Дурь! — в сердцах произнесла Александра.
— Дурь не дурь, а ей отказали даже в приеме документов. И мне откажут — Алеша по плохой статье пошел.
— А что, бывают хорошие статьи?
— Бывают. Убийство на почве ревности…
— Дурь! Ты будешь учиться в Москве — сто процентов! Не обязательно им все докладывать: кто, и что, и как — совершенно не обязательно.
— Я не откажусь от Алеши! —
— А я не призываю тебя отказываться. Я просто хочу, чтобы ты взглянула чуть шире: почему мы должны и устно и письменно исповедоваться перед этими негодяями? Чтобы выжить, мы не должны предавать, но схитрить обязаны. Алеша хотел, чтобы ты училась?
— Очень. Он так мне и говорил: я мечтаю, чтобы ты выучилась.
— Вот и будешь учиться. Тут обсуждать нечего. Я выполню его волю. Ты школу-то окончила?
— На «отлично».
— Значит, в этом году приедешь поступать.
— А Адьку с Сашкой куда?
— У бабушки и прабабушки побудут. Они что — против?
— Они не против. Они только и говорят: учись, Ксения… В этом году не приеду. Таких маленьких я их не оставлю на маму с бабушкой. В следующем — может, а лучше в сорок девятом, если голода не будет.
— Не будет! — уверенно пообещала Александра, словно быть голоду или не быть, зависело от нее лично, а не от партии-правительства.
— Хорошо бы! — вздохнула Ксения. — Тогда и Алеша выживет. Слушай, Саша, а как ты мне предлагаешь схитрить?
— Пока не знаю, но придумаем обязательно. Адам ведь жил под чужой фамилией, и я…
— Нет! — горячо прервала ее Ксения. — Это мне не подходит. У меня отец — Половинкин, муж — Половинкин, и я всю жизнь буду…
— Тогда напиши в анкете «пропал без вести» — это ведь так и есть, для тебя, во всяком случае… Ну, в общем, сейчас этим не заморачивайся. Я все продумаю основательно, найдем выход, у меня есть с кем посоветоваться.
Помолчали.
— Извини за вопрос: а у вас детей не было?
— Когда госпиталь переехал, я поняла на новом месте, что забеременела. На третьем месяце полагается демобилизация. Грищук подготовил документы, а я упала в окоп — и выкидыш…
Далеко-далеко, в стороне оврагов и перелеска, с мощным гугуканьем прокричала какая-то птица.
— Скоро полночь, филин собрался на охоту, — сказала Ксения.
— Ты молодец — птиц знаешь, а я московская бестолочь.
— Я этим Филей свою малышню пугаю. Как-то однажды они долго не спали, баловались и услышали его. Испугались, жуть! С тех пор я их пугаю: «Спите, а то Филя прилетит!»
— Помогает?
— Еще как! Они сразу носы под одеяло — и спят. Первые пять минуток вид делают, а потом скоренько засыпают. Как жаль, что у тебя не родился маленький! Сейчас бы у моих старший брат был или сестра, — простодушно добавила Ксения и прикусила язык, испугавшись своей нечаянной
На этот раз замолчали надолго.
Мощные крики филина доносились все глуше и глуше.
— Улетает от нас твой Филя, — доброжелательно сказала Александра и тронула Ксению пальцами за плечо, как бы давая понять, что она не в обиде: ну сморозила глупость — с кем не бывает. — Улетает твой Филя от нас, почти не слышно его.
— Ничего подобного. Никуда он не улетит. Делает вид, что улетает, хитрит, а потом развернется на сто восемьдесят градусов и будет тут как тут. Внезапность — вот его козырь. Я много чего знаю о филинах. И вообще про животных, птиц, насекомых. Если учиться, то я только на биолога буду.
— А я с детства ботанику люблю. Все растения меня интересовали, от самых малюсеньких и до эвкалиптов и баобабов. А учусь на врача. Все хотят, чтобы я стала хирургом, а мне не хочется.
— Не хочется — не слушай никого! — запальчиво сказала Ксения. — Ты что, для них учишься или для себя?
— Пока для них. Если бы мама и Папиков не заставили, я бы в институт не пошла — старая слишком.
— Да ты что говоришь, Саша! Учиться никогда не поздно!
— Ты, как моя мама, рассуждаешь! — засмеялась Александра. — Может, чайку?
— С удовольствием!
Ксения разожгла примус, пахнуло керосиновой гарью.
Вдруг со стороны кладбища раздался жуткий вопль, а затем писклявое верещание и какие-то неясные звуки, похожие на клекот и щелканье клюва.
— Я говорила — вернется. Вот Филя поймал зайца и зарезал, а теперь рвет на части и заглатывает прямо со шкурой.
— Вкусно ты чай завариваешь, — после длительной паузы похвалила хозяйку гостья.
— А я и тебе сухих травок домой дам. Прямо сейчас положу на стол, чтоб завтра не забыть.
— Не завтра, уже сегодня.
— Значит, сегодня, сейчас. А в Москве заваришь мои травки, угостишь маму, и меня вспомните: «Живет где-то там, в поселке…»
— Вроде я к тебе, Ксень, ревновать должна Адама, а у меня ревность ни на секунду не возникла.
— У меня тоже. Я всегда знала, что ты можешь внезапно появиться и увести у меня Алешу, а увели гады… Я тебя раньше боялась, а сейчас не боюсь.
— Вы с Адамом говорили обо мне?
— Нет, что ты! Он не помнил ничего. Только в самое последнее время вспомнил. Там, в оврагах, есть песчаный карьер и озерцо. И вот мы как-то купались, и я пошла за деревья одеваться. Выхожу одетая, а он смотрит куда-то мимо меня. Вот тогда, думаю, он тебя и вспомнил… Я испугалась, но виду не подала.
— Да, мы с Адамом тоже купались в этом озерце. Я и вчера там купалась. Петр меня возле оврагов высадил, и я, прежде чем к вам идти, искупалась…
— Ты бы легла поспать перед дорогой. Петя очень рано заедет, — помолчав, сказала Ксения. — Петя — человек точный.