Прошел караван столетий (сборник)
Шрифт:
– Кто же это, кто вспомнил обо мне, несчастном?..
В это время показался охранник, и Якуб стал громко читать молитвы, как это делают одержимые, посетившие святые места. Когда охранник удалился, Якуб поспешно бросил суму и крикнул:
– Хусейн, лови!..
Сума скрылась в глубокой темной яме, и вскоре Якуб услышал сквозь рыдания слабый голос Хусейна:
– Аллах милостив. Пусть он пошлет тебе счастье!
Снова показался охранник, и снова Якуб стал читать молитвы. А когда охранник скрылся за выступом стены, Якуб спросил Хусейна, где его отец…
– Родители уехали в гости к деду! – крикнул Хусейн. – Он живет в Кяте… Найди их, помоги мне…
Больше Якуб ничего не услышал, рыдания душили Хусейна, мешали ему говорить.
Медленно брел верблюд по залитым солнцем улицам Гурганджа. Рядом с ним, опираясь на посох и низко опустив голову, в глубокой задумчивости шел Якуб. Небо было ясное, синее, прекрасное небо Хорезма, но Якубу оно казалось пасмурным, свинцовым. Якуб шел молча и долго не отвечал на вопрос Абдуллы: «Нашел?..»
Наконец он ответил:
– Хусейн жив, я еду в Кят – надо его спасать!..
Абдулла не хотел оставить в трудную минуту своего любимца. Он последовал за Якубом в Кят и помог ему найти дом старого виноградаря, где гостили родители Хусейна. Через час после прибытия в Кят все уже были на тропе, ведущей в Гургандж.
«Только бы поспеть!» – тревожился Якуб.
Отец Хусейна гнал своего верблюда так, что никто не мог поспеть за ним. Это давало хоть небольшую надежду.
В Гургандже, расставаясь с Якубом, Абу-Хаким сказал, что выкупит сына во что бы то ни стало, был бы он только жив.
Якуб с Абдуллой отправились в Газну. Они покидали столицу Хорезма в скорбном молчании. Якубу казалось, что сердце его разрывается от горя. Ему не верилось, что так быстро и неожиданно произошли в стране такие большие перемены. Он думал сейчас не только о судьбе Хусейна – его тревожила судьба многих людей, с которыми он столкнулся за годы, проведенные в этой стране. Живя рядом с благородным ал-Бируни, Якуб привык думать о том, что рано или поздно справедливость восторжествует. Может быть, он думал так потому, что не раз был свидетелем того, как учитель защищал справедливость?..
«Хорошо, что здесь нет Абу-Райхана. Неизвестно, каково ему в золотой клетке султана Махмуда, но вряд ли он смог бы перенести всю жестокость и несправедливость, которая пришла вместе с новым правителем Хорезма…»
Всю дорогу до Газны Якуб не переставал думать о своем устоде. Его мучила мысль о том, что он хранит тайну, которую, быть может, следовало выдать. Раскрыв эту тайну, он бы принес радость устоду, и эта радость озарила бы суровые дни, полные забот и тревог. Вряд ли кто знает, каких трудов стоит самый маленький опыт, самое маленькое доказательство справедливой мысли, хотя бы в той же астрономии. Но ведь устод занимался не только астрономией… «Что ты сделал, Якуб? – говорил он сам себе. – Ты заботливо охранял гордость девушки, не пожелавшей открыть свою душу этому замкнутому и суровому человеку. Но, если бы ты изменил своему слову, ты бы помог ее счастью и, быть может, помог бы счастью любимого устода. А теперь уже все это непоправимо. Никто не знает, где теперь Рейхан, жива ли она. А устод вряд ли сможет собой распорядиться. Ведь он во власти султана Махмуда…»
Якуб покинул Хорезм с чувством горечи и величайшей утраты. И, как он ни старался внушить себе, что на то воля аллаха и что люди не в силах препятствовать этой воле, обида за происшедшее не давала ему покоя.
На пути в Газну Якуб мысленно простился со своей юностью. Он вдруг почувствовал себя зрелым, озабоченным судьбой людей и готовым бороться с тем злом, которое, как ему казалось, затопило землю.
В ЗОЛОТОЙ КЛЕТКЕ МАХМУДА
Газна показалась Якубу даже чрезмерно богатой. Он долго рассматривал устланный мрамором двор главной мечети при дворце султана, восхищаясь красотой камня. Вокруг повсюду копошились рабы. Их было так много, что Абдулла подивился:
– Больше, чем у самого халифа в Багдаде!
– Конечно, больше, – заметил невозмутимо Якуб. – Хусейн говорил мне, что во время одного из походов в северную Индию султан угнал пятьдесят семь тысяч рабов и триста пятьдесят слонов.
Длинной вереницей шли изможденные люди, таская на себе мраморные плиты, бревна и корзины глины для сооружения нового дворца. Худые, изможденные люди едва плелись по пыльной дороге. И оттого, что их было больше, чем других людей – ремесленников, воинов, землепашцев, – становилось даже страшно.
– Их так много, – заметил Якуб, – они могут подняться против своего господина и разнести его дворцы.
– Нет, Якуб. Повсюду есть рабы, и никто их не боится. Аллах отказал им в своем покровительстве.
Абдулла говорил это с такой убежденностью, что Якуб не стал ему возражать. Когда он слышал прежде от Хусейна о несметном числе рабов, он смутно себе представлял это, а вот теперь он удивлен. И почему бы им в самом деле не разнести дворцы правителя?
Привратник у дворца сказал Якубу, на какой улице следует искать дом ученого-хорезмийца. Якуб и Абдулла пошли по маленькой улочке, скрывшейся в тени акаций.
С волнением Якуб переступил порог нового дома. Наконец-то он увидел Абу-Райхана на такой же глиняной суфе, как и в Гургандже, склонившимся над пергаментом. Сердце у него забилось от радостного волнения. Якуб вошел тихо, так, что Абу-Райхан не услышал и, когда до него донеслось знакомое слово «устод», вздрогнул и оглянулся, видимо не питая никакой надежды на то, что здесь вдруг окажется его любимый ученик. Но тут Якуб уже не сдержался, кинулся к устоду и стал сжимать его в своих объятиях. Якубу еще ни разу не пришлось видеть учителя таким взволнованным и радостным. Ал-Бируни просто сиял от счастья. Он всегда работал уединенно, но он знал, что где-то близко есть добрые друзья, которые всегда рады его видеть. В Хорезме их было много и среди знати и среди ремесленников. А вот здесь он был настоящим отшельником. Здесь не было людей, близких ему, которые бы оценили его труды. Якуб стал для него лучом солнца, прорвавшимся сквозь черные тучи.
– Хорошо, что ты здесь, друг мой, – сказал Бируни, подарив Якубу ясную улыбку, какой давно уже не было на его лице. – Я рад тебя видеть, Якуб. Буря, пронесшаяся над нами, принесла много разрушений и несчастий. А ты напомнил мне о добрых днях, проведенных в Хорезме, о добрых друзьях… Могли ли мы думать, что на наших глазах свершится крушение великого Хорезма, а мудрый правитель хорезмшах Мамун бесславно погибнет?.. Кого же ты увидел в Гургандже? Не удалось ли тебе повидать ал-Хасана и дочь его, прекрасную Рейхан?