Прошло семь лет
Шрифт:
Коп горько вздохнул. Он бы очень хотел излечиться от любви к этой женщине. Почему Никки стала для него сумасшедшим наркотиком? Почему именно она? Что в ней такого, чего нет в других?
Как уже не раз бывало, он попытался призвать на помощь разум, но тут же оставил бесплодные попытки. Он прекрасно знал, что ему не удастся разгадать загадку этого волшебства. В глазах своевольной и непокорной Никки горел огонь, который говорил: «Я всегда свободна. Я никогда не стану твоей». И этот огонь сводил его с ума.
Сантос прищурился: дождь, похоже, прекратился. Вон по небу плывут уже белые облака. Смеркается, и один
Сантос сжал кулаки и надавил ими на стекло.
Он не отличался сентиментальностью, не был романтиком. Ему быстро удалось занять прочное место в полицейском департаменте Нью-Йорка. Он был не лишен честолюбия и знал, как взяться за дело: свой квартал он держал в руках и без малейших колебаний шел на контакт с ворами и мошенниками, стараясь обеспечить себе сеть информаторов. Иметь дело с подобными людьми было делом рискованным, но у Лоренцо Сантоса была дубленая шкура, и он прекрасно управлялся с этим ненадежным и опасным народцем. Именно поэтому он никак не мог взять в толк, как же он, такой искушенный и опытный человек, мог стать жертвой безумной страсти. И хотя не в его привычках было страдать и жаловаться, он не мог не признаться себе, что с сегодняшнего дня в нем усилился страх. Он боялся потерять Никки, боялся, что ее уведет другой.
В кармане запел телефон, и он вздрогнул. Напрасная радость. Звонил Мадзантини, его помощник.
Он нажал кнопку и сказал:
— Сантос слушает.
Среди воя сирен и городского шума голос помощника был едва слышен.
— Срочный вызов, лейтенант: двойное убийство в квартале Бушвик. Я уже в дороге.
«Двойное убийство…»
У Сантоса тут же включился инстинкт копа.
— Где именно?
— Бар «Бумеранг», Фредерик-стрит.
— Бар Дрейка Декера?
— Судя по сведениям «Скорой», там настоящая живодерня.
— Скоро буду.
Он выключил телефон, вышел в коридор и вызвал лифт, чтобы спуститься в подземный гараж, где стояла его служебная машина.
17 часов 30 минут.
Самый кошмарный час для машины, выезжающей с Манхэттена. Сантос включил мигалку и сирену, чтобы не зависеть от движения на полосе.
Унион-сквер, Гринвич-Виллидж, Литл-Итали.
«Два трупа у Дрейка Декера…»
С тех пор как он работает в квартале Бушвик, он не раз прижимал гризли Декера, однако владелец «Бумеранга» был не из крупных дилеров. В пирамиде распространителей наркотиков он был не из тех, кто отдает приказы. Скорее осторожный и опасливый поставщик, который не отказывался по временам и от услуг полиции.
Непонятное убийство некоторое время занимало мысли Сантоса, но вскоре перед ним снова возникло лицо Никки, и он перестал думать об убийстве. Посмотрел на экран мобильника. По-прежнему никаких новостей.
Беспокойство его росло и осаждали сотни вопросов, пока он ехал по Бруклинскому мосту. Где она сейчас? С кем? Ему очень хотелось бы это знать.
Разумеется, первым делом он должен мчаться на место убийства, но, съехав с моста, вдруг решил, что два жмурика никуда не убегут, и свернул в Ред Хук, в квартал, где жила Никки.
19
Бруклин.
Вернувшись в разоренную квартиру, Никки и Себастьян устроились на
Никки перевела воспроизведение в цифровой режим.
— Где ты этому научилась? — спросил Себастьян, удивленный познаниями Никки в компьютере.
— Работала в любительском театре с труппой Вильямсбурга, — объяснила она. — Снимала эпизоды, которые мы потом включали в спектакль.
Себастьян кивнул. Он знал эту новую тенденцию, но никогда не одобрял появления кино на театральной сцене, впрочем, сейчас вряд ли стоило начинать дискуссию по этому поводу.
Никки пустила видео во весь экран. Увеличение оказалось слишком большим, картинка рассыпалась на пиксели. Она отрегулировала картинку, добиваясь возможности ее рассмотреть. Фильм был немым, зеленоватого цвета, немного растянутым в ширину. Не было никаких сомнений, что это съемка видеокамерой.
Теперь они смотрели фильм с нормальной скоростью. Он длился около сорока секунд, но от этого не становился менее душераздирающим. Неподвижная камера смотрела сверху на платформу метро или пригородных электричек. Запись начиналась с прибытия на платформу поезда. Едва открылись автоматические двери, подросток, явно Джереми, выскочил из вагона и бросился бежать по платформе. Было видно, как он работает локтями в толпе, пытаясь пробраться сквозь нее, как его преследуют двое мужчин. Преследование продолжалось на протяжении метров тридцати и окончилось возле лестницы тем, что подростка грубо повалили на землю. В последние секунды можно было видеть лицо одного из преследователей, он улыбнулся нехорошей улыбкой, обернувшись и поглядев прямо в камеру. Но лицо было искажено.
И сразу белый экран. Съемка прервана.
Боль и тревога терзали Никки, хотя она всеми силами старалась держать себя в руках. Отсутствие эмоций — условие sine qua non, [10] чтобы фильм заговорил.
— Как ты думаешь, где это происходит? — спросила она.
Себастьян почесал висок.
— Понятия не имею. Может происходить где угодно.
— Ладно. Я пущу в замедленном темпе, при необходимости будем останавливать и просматривать кадр за кадром, чтобы разглядеть как можно больше подробностей.
10
Непременное (лат.).
Он кивнул, соглашаясь, и постарался сосредоточиться.
Как только Никки начала прокручивать фильм снова, Себастьян ткнул пальцем в экран. На картинке справа внизу стояла дата.
— 13 октября, — прочитал он, прищуриваясь.
— Значит, вчера…
Первые кадры показывали поезд метро, подъезжающий к платформе. Никки нажала на «стоп», чтобы более внимательно рассмотреть вагон.
— Можешь увеличить?
— Могу.
И увеличила.
Судя по виду, поезд был достаточно старой модели, вагоны белые с темно-зеленым и с хромированными блестящими ручками.