Прошло семь лет
Шрифт:
Наконец, к своей радости, она увидела Камиллу.
— Мама, что ты тут делаешь? — широко раскрыв глаза, изумилась Камилла. — Я видела, ты оставила мне сообщение…
— У нас очень мало времени, дорогая, я тебе сейчас все объясню. Ты не видела Джереми в эти дни?
— Нет, — ответила дочка.
Никки в двух словах рассказала об исчезновении брата, но, чтобы не пугать девочку, ни словом не обмолвилась ни о разоренной квартире, ни о найденных наркотиках.
— Пока эта история не закончится, папа хочет, чтобы ты провела
— Ни за что! У меня на этой неделе сплошные контрольные! И потом, я договорилась о встрече с подругами!
Никки постаралась говорить как можно убедительнее:
— Послушай, Камилла. Я бы за тобой не приехала, если бы не считала, что тебе грозит опасность.
— Какая еще опасность? Брат сбежал, и что? Не в первый раз он бегает!
Никки вздохнула, посмотрев на часы. До поезда на Ист-Хэмптон оставалось меньше получаса, а следующий только в половине шестого.
— Надевай быстро! — сказала она, протягивая дочери шлем.
— Но…
— Никаких «но». Я твоя мать, и если я тебе говорю «делай это», ты делаешь без разговоров!
— Можно подумать, ты не мама, а папа! — жалобно вздохнула Камилла, устраиваясь на мотоцикле позади матери.
— Не надо меня оскорблять, пожалуйста.
Никки оседлала мотоцикл, торопясь расстаться с Верхним Ист-Сайдом. Помчались они по Лексингтон-стрит, пробираясь на большой скорости между машин в каньоне из стекла и бетона. Никки вся сосредоточилась на езде.
«Только без катастроф. Только не сейчас».
Развод отдалил ее и от Камиллы. Она любила ее всем сердцем, но обстоятельства складывались так, что она не смогла наладить с ней по-настоящему близких отношений. Виной тому были, конечно, дурацкие условия, которые поставил Себастьян. Но были и другие, более глубокие причины. Если говорить начистоту, Никки испытывала немалые комплексы по отношению к дочери. Камилла была блестящей молодой девушкой во всеоружии классической культуры. Совсем еще юная, она прочитала множество книг, посмотрела множество культовых фильмов. С этой точки зрения Себастьян воспитывал ее просто отлично. Благодаря ему дочь попала в привилегированное общество. Он водил ее по театрам, концертам, выставкам…
Камилла росла славной девочкой, покладистой и совсем не высокомерной, но Никки всегда чувствовала ее превосходство, когда в разговоре они вдруг касались области «высокой» культуры. Мать, плетущаяся в хвосте. Мать-недоучка. Стоило ей подумать об этом, и слезы наворачивались на глаза, но она старалась не сосредотачиваться на своей горечи.
Никки на полной скорости обогнула Центральный вокзал и глянула в обзорное зеркало, прежде чем перестроиться, чтобы обогнать пожарную машину.
Головокружительная скорость, ветер в лицо, вкус опасности. Она обожала этот город, она его ненавидела. Его перенаселенность, постоянное движение веселили ее и доводили до сумасшествия.
Крошечный мотоцикл мчался между двигающихся стен по геометрическим
Вой сирен, выхлопные газы, сумасшедшие такси, клаксоны, гул голосов.
Никки пришлось сделать небольшой круг, чтобы попасть на Тридцать девятую, а потом войти в поток на Фэшн-авеню. Перед глазами мелькали картинки: толпа народа, растресканный асфальт, тележки продавцов хот-догов, сверкающие отблески билдингов, длинные ноги в джинсах крупным планом на фасаде.
Нью-Йорк — ад для двухколесных: дорожная полоса забита, и нигде нет стоянок.
— Конечная! Просьба освободить салон!
Камилла спрыгнула и помогла матери запереть мотоцикл.
14 часов 24 минуты.
Поезд отходит через десять минут.
— Скорее, детка!
Они перебежали площадь, лавируя между машинами, и вошли в неуклюжее здание Пенн-стейшн.
Если верить старинным фотографиям, развешанным по стенам холла, самый популярный в Соединенных Штатах вокзал когда-то располагался в грандиозном здании с колоннами из розового гранита. Зал ожидания под стеклянной крышей напоминал интерьер собора с химерами, витражами и мраморными статуями. Но золотой век давно миновал. Под давлением предпринимателей увеселительной индустрии могучее здание в 60-х годах разрушили, заменив безликим комплексом офисов, гостиниц и концертных залов.
Никки и Камилле пришлось поработать локтями, чтобы пробиться к окошечку кассы.
— Один до Ист-Хэмптона, пожалуйста.
Кассирша, похожая на Будду, принялась не спеша нажимать кнопки. Вокзал гудел. Мало того что Пенн-стейшн служил пересадочным узлом между Вашингтоном и Бостоном, он обслуживал еще станции Нью-Джерси и Лонг-Айленда.
— Двадцать четыре доллара. Поезд отходит через шесть минут.
Никки заплатила и схватила Камиллу за руку, увлекая ее к подземному переходу, который вел к железнодорожным путям.
На лестнице толкотня. Удушающая жара. Орут ребятишки. Народ толкается. То и дело получаешь под коленку чемоданом. Пахнет потом.
— Двенадцатый путь — это здесь?
Никки изо всех сил тянет за собой Камиллу. Бегом они поднимаются на нужную платформу.
— До отправления осталось три минуты, — объявляет контролер.
— Как только приедешь, позвони, хорошо?
Камилла молча кивает.
Никки наклоняется, чтобы поцеловать дочку, и чувствует, что та в затруднении.
— Ты что-то от меня скрываешь?
Камилле неприятно, что она себя выдала, но вместе с тем она рада, что может избавиться от гнетущей ее тяжести. И решается на откровенность:
— Ты спросила о Джереми… Я обещала не говорить, но…
— Вы с ним виделись, так ведь? — догадалась Никки.
— Да. Он пришел ко мне в полдень в субботу, когда у меня кончились занятия по теннису.
«В субботу, три дня назад».
— Он был ужасно взволнован, — продолжала Камилла. — И очень спешил. У него явно были какие-то неприятности.