Прошлое не отпустит
Шрифт:
— Несколько — это сколько? — настаивал Брум. — Больше, чем два раза, чем пять?
— Не знаю. — Игривость исчезла, теперь Лорен выглядела явно напуганной. — Может, раз в год, может раз в два года. Я не считала.
— Раз в год или два?
— Да.
Брум напряженно соображал.
— Погоди, погоди, а когда был первый раз?
— Не помню. Давно. Может, десять лет назад, может, пятнадцать.
— И тебе даже не пришло в голову связаться с полицией?
— Что?
— Ты видишь пропавшего мужчину. И тебе не приходит
— Позвонить и что сказать? — повысила голос Лорен. — Разве это преступник, которого разыскивают?
— Нет, но…
— А если нет, то кто же я, по-вашему? Осведомитель, что ли? Я на своем месте уже двадцать лет, а тут, знаете ли, быстро обучаешься ничего не видеть и не слышать. Понимаете, что я хочу сказать?
Как не понять?
— Я бы вообще не стала с вами разговаривать, если бы… — вид у Лорен вдруг сделался несчастный и потерянный, — если бы не Гарри. Ну кому понадобилось его трогать? По-моему, людей вообще нельзя трогать. Здесь, у нас, пожалуйста, мне все равно, нарушайте любую заповедь. Но если начать убивать людей… — Она отвернулась.
— Когда ты в последний раз видела Стюарта Грина?
Лорен не ответила.
— Я спросил, когда…
— Несколько недель назад.
— А точнее нельзя?
— Примерно тогда же, когда исчез этот малый, как там его? Флинн.
Брум похолодел.
— Лорен, сейчас ты должна хорошенько подумать: в ночь на Марди-Гра он был здесь?
— Перед праздником?
— Да.
Лорен задумалась.
— Точно не скажу, может, и был. А что?
Брум почувствовал, как у него участился пульс.
— А когда ты раньше его видела, это могло быть накануне Марди-Гра? Или сразу после?
— Трудно сказать.
— Это важно.
— Слушайте, ну как можно запомнить такое?
— Подумай все же. Вы ведь здесь в клубе раздаете в этот день бусы?
— Ну и что?
— А то. Ты ведь вспомнила, что у Стюарта были в ушах серьги. Закрой глаза. Может, и бусы на нем были?
— Вряд ли. То есть я хочу сказать, не помню.
— Ты все же закрой глаза и соберись.
— Это что, игра такая?
— Какая игра? Говорю тебе, Лорен, дело важное.
— Ладно, ладно.
Брум увидел, что глаза у нее наполняются слезами. Она поспешно закрыла их.
— Ну?
— Пусто. — Голос Лорен прозвучал глухо. — Мне очень жаль.
— Ты как, все в порядке?
— Нормально. — Она часто заморгала.
— Что-нибудь добавить о Стюарте Грине можешь?
— Нет, — по-прежнему глухо откликнулась она. — Мне надо работать.
— Погоди.
Брум пытался как-то упорядочить картину и вдруг вспомнил: у Эрин есть записи с камеры видеонаблюдения. Ведь именно благодаря им и возникла мысль о связи с праздничной датой. Почему бы еще раз не просмотреть их и попробовать найти мужчину, о котором говорит Лорен? Брум подумал, что стоит свести Лорен с Риком Мейсоном, но потом решил, что в этом пока не было необходимости. Рику с его архисовременным оборудованием достаточно того, что имеется: бритая голова, бородка, — а уж потом составленный им фоторобот можно показать Лорен.
— Не понимаю, — вновь заговорила она. — При чем тут Марди-Гра?
— Мы составили схему.
— Что за схема?
«А почему бы и нет? — быстро прикинул Брум. — Чем черт не шутит, может, вспомнит что-нибудь».
— Видишь ли, именно в этот день исчез Стюарт Грин. И Карл Флинн. И еще кое-кто. Наконец, в ночь на Марди-Гра был убит некто Росс Гантер.
— Ничего не понимаю.
— Мы тоже. Тут у меня есть фотографии исчезнувших мужчин. Я хочу, чтобы ты на них посмотрела. — Брум принялся рыться в папке.
Никто больше к ним не подходил. Посетители сгрудились у главной площадки, где стриптизерша, одетая, как Жасмин из диснеевского «Аладдина», извивалась под музыку «Целого нового мира». Действо придавало совершенно иной смысл выражению «полет на ковре-самолете».
Брум достал фотографии и начал раскладывать их на стойке. При этом он не спускал глаз с Лорен. Она всмотрелась в самый последний снимок, тот, что аноним прислал Бруму.
— Это Карлтон Флинн, — сказала Лорен.
— Его мы знаем.
Лорен отложила фотографию и принялась перебирать остальные. На глазах у нее снова выступили слезы.
— Лорен?
— Никого не узнаю. — Она всхлипнула и отвернулась. — Вам лучше уйти.
— В чем дело?
— Ни в чем.
Брум не сдвинулся с места. Какое-то время Лорен молчала.
Раньше Брум всегда видел ее в отличной форме, всегда с дразнящей улыбкой на губах, она говорила волнующе-бархатистым голосом и смеялась горловым смехом. Лорен неизменно казалась воплощением женщины, с которой приятно провести время.
— Я умираю, — вдруг сказала она.
Брум почувствовал, что у него язык прилип к нёбу, а в груди что-то сжалось и тут же взорвалось.
— Я только что от врача.
— И что? — Брум наконец обрел дар речи.
— Рак. В довольно запущенной форме. У меня в запасе год, может, два.
У Брума снова пересохло во рту.
— Не знаю, что и сказать.
— Ну, так и не говорите. — Она выдавила кривую улыбку. — Хотите — верьте, хотите — нет, но вы пока единственный, кому я это сказала. Довольно сентиментально получается, да?
Брум положил руку на стойку. Какое-то время Лорен стояла неподвижно.
— Я рад, что ты мне доверилась, — сказал он.
Она положила ладонь ему на руку.
— Мне приходилось совершать поступки, которые многие не понимали, но я ни о чем не жалею. Я была замужем, и, должна признаться, никаким таким особенным сукиным сыном мой муж не был. Но все равно — семейная жизнь не для меня. А вот такая, как эта, — иное дело. Здесь мне всегда нравилось. Всегда весело, если вы понимаете, что я имею в виду.