Прошлое не отпустит
Шрифт:
Когда автомобиль Кэсси исчез за углом, он еще целую минуту смотрел в том направлении, куда она уехала. В глубине души он надеялся, что Кэсси опомнится, развернется, поедет назад, распахнет дверцу машины и бросится к нему. А он, Рэй, под пристальным взглядом «Слонихи Люси» заключит ее в объятия, прижмет к себе, разрыдается и больше никогда от себя не отпустит.
Прямо-таки любовная пастораль.
Ничего подобного, разумеется, не произошло. Любовь всей его жизни исчезла — вновь, — а в подобных случаях мужчина, которому и без того
Только одно — напиться.
Едва войдя в бар, Фестер настороженно и даже с некоторой опаской посмотрел на Рэя, хотя, казалось, этот крупный мужчина никого и ничего не боялся, и шагнул к нему.
— Эй, ты как, все в порядке?
— Ты что, не видишь у меня рюмку в руке? Вот тебе и ответ.
— Как это? — растерялся Фестер.
— Нет, не все в порядке. Но если ты пошевелишь своей жирной задницей и дашь мне спокойно выпить, все придет в норму.
— Ах вон оно что. Ясно! — Фестер отступил чуть вправо.
Рэй рывком подвинул к себе табурет и знаком велел бармену налить чего-нибудь, да поживее. Фестер сел рядом. Несколько минут он молчал, давая Рэю возможность прийти в себя. Странно, но в какой-то момент Фестер стал его лучшим, да, по существу, единственным другом, однако в данный момент это вряд ли имело какое-либо значение. В данный момент в сознании его была только прекрасная женщина, ее лицо, запах сирени и любви, это странное ощущение, когда их взгляды встретились, и избавиться от видения можно было лишь единственным способом — утопить его на дне бутылки.
Рэй буквально жаждал вырубиться, благо, он знал, как это делается.
Бармен налил раз, другой, а затем, пожав плечами, оставил на стойке бутылку. Рэй припал к горлышку, чувствуя, как начинает жечь в горле. Фестер последовал его примеру. Не сразу, но члены онемели. Рэю это было по душе, он жаждал этого оцепенения, старался облегчить путь к забвению.
— Я вспомнил ее, — сказал Фестер.
Рэй лениво покосился на друга.
— Как только вошла, сразу что-то знакомое почудилось. Она ведь в «Ла Крем» когда-то выступала, верно?
Рэй не ответил. В прежние времена Фестер любил шататься по клубам. Они с Рэем были знакомы, притом неплохо. Фестер знал, когда следует нанести удар и, что еще важнее, когда отступить. Девушки чувствовали себя с ним в безопасности. Да и не только девушки, Рэй тоже.
— Хреново тебе, понимаю, — сочувственно сказал Фестер.
— Да уж. — Рэй сделал еще один большой глоток.
— Так что ей понадобилось?
— Слушай, Фестер, давай лучше оставим эту тему, а?
— Тебе же легче будет.
Всякий нынче считает себя доктором Филом. [5]
— Черта с два легче. Ладно, заткнись, лучше выпьем.
Рэй налил себе очередную рюмку. Фестер промолчал. Или, если сказал что-то, Рэй его не услышал. Остаток ночи прошел как в тумане. Рэй вспоминал ее лицо. Тело. То, как она смотрела на него. Он думал о том, что потерял, и с еще большей болью о том, что все могло обернуться иначе. И конечно же, он думал о крови. В конце концов к этому все приходит — к омерзительной крови.
5
Имеется в виду Филипп Кэнвей Макгроу («доктор Фил», р. 1950) — популярный американский телеведущий, психолог, эссеист.
И тут наступило блаженное забытье.
В какой-то момент Рэй открыл глаза и сразу понял, что лежит на кровати, у себя дома, а за окном утро. Ощущение было такое, словно его в асфальт закатали. Дело привычное. Непонятно только, блевал ли он ночью, молился ли, будучи в полубессознательном состоянии, фарфоровому богу — унитазу. Судя по тому, как все переворачивалось в животе, скорее да, чем нет.
Фестер спал на кушетке — кажется, тоже вырубился. Рэй встал и грубо потряс его за плечо. Тот встрепенулся, застонал и обхватил огромный череп обеими ладонями, будто боялся, что иначе он разлетится на куски. Оба спали одетыми. И у обоих несло изо рта, как из выгребной ямы, хотя, кажется, и тому и другому это было безразлично.
Они вышли из дома и поплелись к ближайшей забегаловке. Судя по виду, большинство посетителей еще сильнее страдали от похмелья, чем они. Не дожидаясь заказа, официантка, видавшая виды крашеная блондинка, принесла им большой кофейник. Она была пухленькая, как раз во вкусе Фестера.
— Привет, малышка, — улыбнулся он.
Она поставила кофейник и, закатив глаза, отошла от столика.
— Неслабая ночка, — сказал Фестер.
— Бывали и покруче.
— Да не сказал бы. Ты хоть что-нибудь помнишь?
Рэй промолчал.
— Вырубился в очередной раз?
И вновь Рэй ничего не ответил, только кофе еще налил. Оба предпочитали черный — по крайней мере сейчас.
— Понимаю, каково тебе сейчас, — сказал Фестер.
«Ну, это вряд ли», — подумал Рэй, но ничего не ответил.
— Ты ведь не думаешь, будто с другими ничего похожего не было, будто у других сердце никогда не болело?
— Слушай, Фестер…
— Да?
— Ш-ш-ш. — Рэй прижал палец к губам.
— Ты уверен, что тебе не надо выговориться? — улыбнулся Фестер.
— Уверен.
— Ну а мне, пожалуй, надо. Я про вчерашний вечер. Он мне тоже кое-что напомнил.
— Как у самого сердце разбилось?
— Вот именно. Помнишь Дженнифер?
— Нет.
— Дженнифер Гудмэн Линн. Это ее сейчас так зовут. Так вот, я про нее. Понимаешь, что я хочу сказать?
— Да.
— Каких-то девчонок просто хочешь. Или тебе кажется, что с ними можно славно позабавиться. Но есть и другие, или скорее всего другая, с которой хочется остаться навсегда. — Фестер нагнулся к Рэю. — Кэсси из таких?