Прошлое не отпустит
Шрифт:
Что у Дейва это есть, Меган знала и раньше.
И вот он сел рядом и взял ее руку — здоровую — в свою. Он поглаживал Меган по голове так ласково и нежно, словно сделана она была из фарфора, который в любую минуту может разбиться.
— Я едва не потерял тебя. — В голосе Дейва прозвучал неподдельный ужас.
— Все нормально, — отмахнулась Меган и тут же, поскольку жизнь устроена так, что, дрожа от страха, думаешь о самых практических предметах, добавила: — А за детьми кто присматривает?
— Я к Рилам их отвел. Не волнуйся, ладно? Я люблю тебя, — сказал Дейв.
— Я тоже тебя люблю. Больше, чем ты можешь себе представить. Но я должна сказать
— С этим можно повременить.
— Нельзя.
— На тебе живого места нет. О Господи, ты едва ноги унесла. Наплевать мне на правду. Меня только ты интересуешь, ты одна.
Меган не сомневалась, что сейчас Дейв именно так думает и чувствует. Но не сомневалась она и в том, что в конечном итоге все будет иначе. Она оправится, вернется домой, и он снова начнет терзаться вопросами.
— Послушай, Дейв, позволь мне все же сказать, хорошо?
— Ну что ж, если ты настаиваешь…
И Меган заговорила, чувствуя, как постепенно его рука соскальзывает с ее ладони.
В дверь позвонили, и Делл Флинн по привычке потянулся к медальону со святым Антонием. Он смотрел по телевизору, как «Селтик» сражался с филадельфийскими «Шестерками», и в данном случае симпатии Делла были на стороне «Шестерок», это вообще его любимая баскетбольная команда. Но любил он, по-настоящему любил, только «Орлов» из той же Филадельфии. Футбол — вот настоящее хобби Делла. Три поколения Флиннов — отец Делла, он сам, его сын Карлтон — были истинными фанатами «Орлов». Двадцать с лишним лет назад, когда Делл стал наконец делать сколько-нибудь приличные деньги, он купил сезонный абонемент на игры «Орлов» — на лучшие места, в районе пятидесятиярдовой линии. Два года ему понадобилось, чтобы уговорить своего старика хотя бы по воскресеньям не работать в баре, а ходить на футбол. И в первый же раз — успех: «Орлы» побили «Койотов». Вскоре после этого отец Делла умер от рака легких, наверное, болезнь развилась из-за постоянного пребывания в прокуренном баре — работа убила старика в буквальном смысле. Но игра осталась в памяти, и всякий раз, когда Делл думал об отце, каким он был, пока оставался здоров, он возвращался к тому матчу.
Помнил Делл и тот день, когда впервые взял на футбол сына — тому было только четыре. «Орлы» играли с «Краснокожими», и хоть «Краснокожих» Делл, а потом и Карлтон, ненавидел, сын настоял, чтобы он купил ему их вымпел. С тех пор у них появилось что-то вроде традиции — Карлтон коллекционировал вымпелы команд противников и развешивал их над кроватью. «Когда же это кончилось? — задумался Делл. — Когда я отказался от этой привычки, а те, что висели, куда-то убрал?»
Новый центровой «Шестерок» не забил ни одного из двух штрафных бросков.
Делл возмущенно всплеснул руками и повернулся, словно приглашая сына разделить его негодование. Естественно, Карлтона не оказалось на месте. Да если бы он и был тут, то не обратил бы внимания. Его интересовали только «Орлы». Да, этого не отнимешь — футбол сын обожал. Любил все, что с ним связано, — тащиться на стадион в пробках, перебрасываться мячом на автостоянке, покупать несчастные вымпелы, распевать гимны «Орлов». Из восьми ежегодных домашних игр «Орлов» Карлтону удавалось сходить на две-три, хотя он всегда требовал большего. Но на остальные Делл приглашал друзей либо деловых партнеров — или отдавал абонемент тому, кому был чем-то обязан.
Ну и дурак же он был, настоящий болван.
Разумеется, сделавшись старше, Карлтон уже отказывался ходить на футбол с отцом. Предпочитал друзей, с которыми после игры можно
Делл думал, что сын его — хороший мальчик, просто возраст такой. Ну так он выйдет из него.
И все же что-то в Карлтоне переменилось, и сейчас Делл пытался понять, что именно. Вполне вероятно, это было связано с футболом. Совсем еще мальчишкой Карлтон был превосходным защитником. В восьмом классе он побил все рекорды за сезон по расстоянию, покрытому во время игры. Но в какой-то момент он перестал прогрессировать. И очень тяжело это переживал. Его личной вины в том не было. Тут гены, ясно и просто. И с этим ничего не поделаешь. Когда Карлтона перевели во второй состав, он стал больше работать со штангой и вроде бы даже принимать стероиды. Так все и началось. Возможно. Кто знает, как это было?
Делл попытался сосредоточиться на баскетболе, и, к собственному удивлению, ему это удалось. Удивительно устроена жизнь. На самом деле ему было наплевать, выиграют «Шестерки» или нет. И все же… Как бы там у них все ни складывалось, Мария, разумеется, от смеха бы упала, увидев, как увлеченно он наблюдал за игрой. Она бы ткнула пальцем в экран и сказала: «Думаешь, эти ребята явятся к тебе на работу и будут там тебя развлекать?» Смысл в таком замечании имелся, ну и что с того? Тем более что, желая смягчить свои слова, Мария тут же принесла бы ему что-нибудь перекусить, например, картофельные шкурки или начос с сыром и оливками.
И вот как раз в этот момент, когда Делл сидел на белой кушетке, думал о своей чудесной Марии, а «Шестерки» вели с отрывом в восемь очков, раздался звонок в дверь.
Рука сразу потянулась к медальону святого Антония Падуанского. Его всегда заклинают в память об утраченном, в том числе, насколько было известно Деллу, об исчезнувших людях. В молодости он считал, что все это чушь, предрассудки, но с годами привык верить в приметы.
Он рывком встал и открыл дверь. На пороге стоял этот коп, Голдберг. Он ничего не сказал. Да в том и необходимости не было. Взгляды их пересеклись, и Голдберг кивнул. А как иначе один мужчина может выразить сочувствие другому? У Делла в груди что-то оборвалось.
Конец. Пришла полная, опустошительная ясность. Делл Флинн все понял. Его мальчика больше нет. Его сын мертв. Короткая жизнь оборвалась. Больше ничего не будет, никакое чудо не способно спасти его. Никогда больше Делл не возьмет своего мальчика за руку, не увидит, не поговорит. И игры «Орлов» кончились. Карлтон ушел, он больше не вернется, и Делл знал, что и для него все позади.
У него подкосились ноги. Он начал опускаться на пол, но Голдберг успел подхватить его. Делл осел в сильных руках полицейского. Боль была непередаваемой, невыносимой.