Шрифт:
Часть I
Прошлое
Глава 1
В новую жизнь
…Таня хлопнула дверью, с размаху бросилась на кровать и истерически расхохоталась. Мама выходит замуж! Это же надо! Еще и венчаться будет! Жесть!
Нет! Не так она мечтала начать самостоятельную жизнь! Чтобы какой-то посторонний тип выгонял из родного дома?! И как только наглости хватило, а еще тихоней прикидывался! Хотя…
«Давно пора! Двадцать два стукнуло, хватит висеть у мамки на шее! Замаялась она совсем, как отец умер. На нём всё держалось! На маме только дом, чтобы всегда чисто, вкусно, красиво! Ну, еще дети…»
Таня даже поморщилась,
Без отца всё кувырком пошло! Мать целый день на работе. Дом неуютный, заброшенный, хозяина нет. Братишки-придурки озверели совсем, никого не слушают! А тетки кругом ворчат: «Мужская рука нужна!»
Мужская – это только папина! Не этого же слизняка?!
Татьяна аж вздрогнула от отвращения. Вытащила из комода отцовскую фотографию. Глянула, будто совета спрашивая. Одна Таня его вспоминала, как живого, пыталась представить, что бы он подумал о том, что в жизни без него происходит. Как бы оценил? Что бы сказал? Нет, не стал бы судить мать, что с другим связалась! Ей жизнь устраивать нужно, значит, правильно всё!
После «общения с отцом» Тане стало немного легче. Она положила фотографию на место, теперь почти не дуясь на мать, а слегка посмеиваясь. Старая уже, сорок пять, а всё туда же! Тут же память подкинула поговорку: «Сорок пять – баба ягодка опять!» Что за чушь? Какая там ягодка, сушеная, что ли?! Вроде изюма?
Развеселившись от пришедшей на ум шутки, Таня села на кровати и придирчиво оглядела обшарпанную, захламленную комнату. Их совместную с мамой комнату. Вещи, всюду вещи: убирай не убирай! Всё равно валяются… А жить где? Прав мужик! Как его там? Дядя Федор! Не имя, а мрак! Прямо как из древнего мультика! Состарившийся рыжий мальчишка из Простоквашина! А что, похож! Может, и не противный он вовсе, а смешной… какой-то! Смущался даже, когда их совместное с матерью предложение озвучивал:
– Тетка у меня есть… одинокая старуха… Квартира двухкомнатная в Москве, около метро! Не то что Балашиха! Сколько времени на дорогу уходит! А там всё под боком! Поживи у бабки, может, понравится… У нее маразм немного, но ты ведь врач! Почти врач. На четвертом курсе уже. Поживи, попробуй!.. Не понравится – вернешься. Так лучше будет!
Мать покраснела, даже пятнами пошла.
«Жаль ее, хотя за спиной нехорошо сговариваться!» – подумала она.
…За стеной что-то с грохотом рухнуло, послышались крики, переходящие в визг. Закачалась люстра, жалобно зазвенели стеклянные подвески. Мамин свадебный подарок. Жить всем в одной жалкой комнатушке?!
Но… Обидно стало за отца, его-то сейчас выгнали по-настоящему. Что бы он сказал? А вот что: «Будь сильной, не трусь, вперед иди, а то вся жизнь мимо пройдет!» Мимо, это точно! С ненавистью посмотрела на заляпанные, ободранные местами обои, на стертый до дерева, потемневший паркет… И… к чёрту весь этот мрак, валить отсюда – и поскорее!
Татьяна так задумалась, что не услышала, как вошла мать, села рядом на кровать, обняла дочку, погладила по голове, поцеловала. Девушка хотела было отшить ее, и погрубее, ведь что удумали! Но вместо этого уткнулась в материнское плечо и разревелась сладко, как в детстве. Мать смущенно обняла совсем взрослую дочь.
– Прости меня! Но для тебя это шанс выбраться! Ты же у меня умница, красавица – справишься.
– С чем справлюсь? – удивилась девушка и, оживившись от внезапного открытия, воскликнула: – Сам-то почему там не живет?
– Так бабка того… У нее сестра старшая пропала куда-то еще в сорок седьмом. А она ждет ее до сих пор, уже семьдесят с лишним лет ждет, никого близко не подпускает. Всю жизнь одна-одинешенька! Федькин дядька ее опекал, связи у него в ФСБ, кажется. А то давно бы черные риелторы оприходовали!
– Чушь какая-то! Не клеится ничего. Если бабка чужая всем, давно бы в интернат сдали! А тут такое благородство, не верится как-то! – Девушка оживилась, учуяв тайну.
Мать покраснела.
– Федя… он добрый, правда! Верующий, воцерковленный, посты соблюдает, на службы ходит, молится. Душевный человек, духовный… – Восхищенный взгляд ее затуманился.
Танька насторожилась: что-то отталкивающее было в таких святошах. Может, высокомерие посвященных по отношению к остальным «простым, темным» людям? Или оголтелое стремление изобличать чужие грехи? Трудно сказать, что больше напрягало. Хотя Таня верила в мудрого, доброго Бога, который не карает, а учит честно, правильно жить.
Разговор незаметно затух, обе женщины сосредоточенно думали: старшая – о том, что выбросит раздолбанный письменный стол и поклеит новые обои, а младшая – о Боге и смысле жизни.
Дверь пронзительно скрипнула, просунулась рыжая борода.
– Лариса! Танечка! Ну, я пойду! Завтра с утра поедем к Серафиме Васильевне, всё покажу, в курс дела введу!
Борода исчезла.
Мать порывисто кинулась провожать, дочка, надувшись, отвернулась.
Глава 2
Старушка-девочка
Конец мая выдался жарким, как июль. К тому же воскресенье. Невыносимо хотелось бежать из дома куда подальше. Решено! Идти смотреть на бабку и возможное пристанище! Чувствовался какой-то подвох: уж очень унылым и подавленным выглядел Федор, будто не верил в успех.
«Ну и пес с ним! И с квартирой тоже! Главное – приключение!» Чутье подсказывало: день запомнится надолго! Татьяна задумчиво повертелась перед зеркалом, расчесывая длинные, ниже пояса, золотистые волосы. Не стригла потому, что отцу обещала еще в шестом классе. Очень уж он хотел свою принцессу женственной видеть. И не успел сказать: «Хватит!» Волосы всё росли и росли, всё труднее с ними становилось, но она не трогала их в память о папе.
«Вот и теперь – что с ними делать? Оставить распущенными? Нет, жарко!»
И пальцы сами начали плести косу. А надеть что? Девушка она фигуристая, да еще прибавила за зиму, и любимые шорты перестали сходиться! Вот незадача! Иная на ее месте расстроилась бы и бросилась худеть. Но только не жизнерадостная Танька!
«Пусть другие гремят костями! У меня, между прочим, формы и талия! Всем на удивление!» Татьяна выгребла из ящика множество нарядов и бросила на кровать. Жалкое, мятое барахло, большей частью подачки знакомых, приводивших в порядок шкафы. Она никогда не комплексовала из-за донашивания чужих вещей. На них же не написано, что чужие. Значит, свои. Вытащила засунутое в дальний угол старомодное голубое платье с белым воротником и поясом. Надеть его раньше не поднималась рука. Встряхнула и приложила к себе. А что, прикольно! В институт бы не решилась – еще засмеют. А тут сойдет.