Прошлое в настоящем
Шрифт:
Такую не забудешь, даже если видел всего один раз, много лет назад!
Глава 7
Письмо из прошлого
На следующее утро, в одиннадцать пятнадцать, Таня вылезла из автобуса на остановке «Улица Короленко». Прошла немного назад, повернула налево. Тихая улочка, старые дома конца девятнадцатого – начала двадцатого века. Вот и высокая серая пятиэтажка со стеклянным лифтом на фасаде. Монументальное строение начала тридцатых годов прошлого века. В нужном дворе осмотрелась, отыскала глазами подъезд номер два и остановилась в нерешительности.
«Прямо так взять и позвонить?» Ей сделалось неудобно; чтобы собрать остатки решимости, села на скамейку, достала
Таня всё больше жалела, что ввязалась в это дело. «Еще за мошенницу примет! Позор! Может, уйти и плюнуть на всю эту чепуху?»
Уже начала вставать, чтобы уйти. Но тут дверь подъезда беззвучно распахнулась, и на дорожку выкатилась мелкая лохматая собачонка в красном ошейнике, украшенном разноцветными стразами. Такая забавная, что Таня невольно засмотрелась. А «зверюга» внимание восприняла как вызов и с рычанием вцепилась в штанину. Девушка вскрикнула, дернулась, взмахнула рюкзачком, задела женщину в черных очках, закутанную в шелковую шаль с узорами в стиле модерн, с тонким кожаным поводком в руках.
– Пикси, отпусти сейчас же!
Разъяренный монстр нехотя послушался, с фырканьем выпустил изо рта джинсы и, тявкая, запрыгал вокруг хозяйки. Таня осмотрела две дырочки чуть пониже коленки, не зная, злиться или смеяться. Конечно, денег на обнову нет и не предвидится, но знакомство-то состоялось! Эта тетка – явно Дюкова, как на фотке, никаких сомнений!
– Здравствуйте, Наталья Владленовна, я к вам! – выпалила и покраснела.
– Так-так, уже интереснее! – Улыбка сделалась еще ироничнее, тонкие длинные пальцы взметнулись к лицу, сверкнули причудливые узоры на ногтях, черные очки были с вызовом подняты, как перед боем забрало. Взгляд, проницательный и неожиданно добрый, позволил немного расслабиться. – И откуда будете, позвольте полюбопытствовать? Случайно не от того настырного юноши, что набивался ко мне в ученики?
– Нет-нет! Я сама по себе! Мне нужно у вас кое-что спросить, это не займет много времени!
– Вы меня интригуете, деточка! Не обижайтесь, что так называю, вы ведь годитесь мне во внучки.
– Что вы! Вы такая молодая, даже не верится… – Таня окончательно смутилась.
– Что вы, мне через пару лет будет шестьдесят пять ! Вы, верно, собирались соврать, что это молодость? Не трудитесь! – Дюкова явно потешалась.
– Что вы, я не имела в виду ничего такого! – Таня окончательно растерялась. – Это так здорово, что вы видели, что было давным-давно, и можете рассказать!
– Вроде ходячего ископаемого, что ли? Вот чем мне нравится современная молодежь, так это непосредственностью! Что на уме, то и на языке! Ничего не боятся! Свободны, нечего сказать!
Девушку не обидела ирония. Она простая студентка, такая, как все. По-настоящему образованных и интеллектуальных людей никогда не встречала, но подозревала, что они существуют и никого не пускают в свой закрытый круг.
– Извините! Может, немного пройдемся, а то собачка сейчас порвет поводок?
Дюкова задумчиво кивнула и медленно двинулась вперед. Тане, привыкшей к быстрой ходьбе, было трудно держать такой темп.
– Я хотела спросить о том, что было очень давно, сорок лет назад… Мой вопрос может показаться странным и нелепым, но вы, пожалуйста, не смейтесь! Вы гуляли вместе с мамой в парке «Сокольники» и встретили женщину… очень странную, психически больную… Ваша мама назвала ее Лизой Петровой, потому что приняла за свою школьную подругу из Евпатории, – сбивчиво протараторила Татьяна и осеклась, приглядевшись к собеседнице. Исчезла ироничная вальяжность, лицо заострилось и постарело, взгляд стал грустным, задумчивым и виноватым, а голос – резким.
– Елизавета Петрова, говорите… А вы, собственно, кто? Кем ей приходитесь?
– Таня Аникина, студентка мединститута, живу у Серафимы Васильевны Петровой… – И показала фото сестер.
Чем дальше она рассказывала историю, тем сильнее чувствовала ее нелепость. «Просто дурдом какой-то! Сейчас меня пошлет – и правильно сделает!»
Журналистка слушала очень внимательно.
– Значит, она всю жизнь ждала пропавшую сестру и вас за нее приняла? Как интересно! Но на меня-то вы как вышли?
Таня вытащила из кармана скомканную пожелтевшую бумажку.
Наталья Владленовна повертела записку в руках.
– Как сейчас помню, женщина с косичками, в коричневом школьном платье, красивая, а взгляд пустой, отсутствующий. Мама, как ее увидела, сама не своя стала. Вскрикнула, подбежала. Мне тогда всего двадцать два было, но Серафима казалась моей ровесницей или моложе – совсем девочкой. Я весьма удивилась, когда узнала, что ей сорок три. Это же совсем пожилая женщина, по моим тогдашним представлениям! Старше матери! Как вы бы сказали, «просто жесть»! Первая мысль была: какую статью состряпать можно о вечной юности, бывает, значит, такое, не выдумка! Потом присмотрелась получше и поняла: не старела она, потому что не жила. Жутко стало, будто в бездну глянула… Тут вижу, что и мама сама не своя. Показалось мне, что и она о том же подумала. Я утешать стала, мол, девушка больная, ей помощь, поддержка нужна. Вот я записку с именем и адресом ей в карман и сунула. Мама еще сильнее перепугалась, сказать что-то хотела, а тут старик подошел – мерзкий, злой, кричать начал: «Что к дурочке привязались?! Цирка захотелось?» Всё грубо так! Я начала его стыдить, возмущаться, мама не дала, за руку схватила и к выходу потащила. Подальше от всего этого… и ни слова больше. Только много лет спустя, перед смертью, объяснила почему.
Дюкова вздохнула, встряхнулась, отгоняя воспоминания, пристально, по-новому осмотрела Таню, покачала головой.
– Неисповедимы пути Господни! Я всегда думала, что это нельзя просто так выбросить из жизни! Что ж, я вам расскажу кое-что, даже многое. А вы сами решайте, как поступать дальше. – И погрузилась в длительное раздумье.
Таня изнывала от любопытства, но изо всех сил заставляла себя молчать, чтобы не спугнуть удачу. Собачка натягивала поводок, стремясь обнюхать куст около скамейки, и наконец, отчаявшись, возмущенно затявкала на хозяйку.
Дюкова встрепенулась, будто резко проснувшись, и быстро зашагала назад к дому, жестом пригласив девушку следовать за собой.
Таня с интересом разглядывала чистый просторный подъезд, нарядную лестницу, уходящую вверх. Журналистка медленно поднялась на второй этаж. Звякнули ключи, скрипнула высокая темно-коричневая дверь. Просторная прихожая, старинная резная мебель из натурального дерева. Таня видела такую только в фильмах и, смутившись, сжалась у порога.
Дюкова, не снимая туфель, прошла в дальнюю комнату. Послышался звон стекла, шум падающих книг, шелест бумаги. Гостья, немного придя в себя, шагнула вперед, рассматривая картины на стенах. Женская головка на фоне серебристого серпика луны. Это, конечно, Геката – эмблема журнала, покровительница ведьм. Похожее изображение украшало сайт журнала, но там оно не выглядело столь зловещим.