Проснувшийся Демон
Шрифт:
– Я соскучился по маме и по деревне.
– Тебе не нравится учиться?
– Нравится… Папа, Христофор сказал, что ты приказал книжникам летом открыть этот… университет. И что он будет не здесь, а в общине. А меня возьмут туда?
– Да, он будет в общине. Ты же знаешь, что Хранители не могут жить в городе. Они согласились учить только там. Но не я буду решать, возьмут ли тебя. Поедут лучшие.
– Но папа, ты же можешь приказать!..
– Ну-ка тихо! Ты что-то сказал?
– Нет… Я случайно. Тебе послышалось.
– Прекрасно. Будем считать, что мне
– Ты опять уезжаешь?..
– Ненадолго.
– Артур поднялся и кивнул охране. Он смотрел через окно, как за подростком захлопнулась дверь броневика, и четверо дюжих сержантов в форме губернаторской гвардии поскакали вслед отъехавшей машине. И так будет всегда, подумал он. Либо тихая жизнь в лесу, либо вечный бой.
– Старшины собрались, господин.
– Секретарь держал под мышкой папку с бумагами и несгораемый сундучок с большой губернаторской печатью.
– Уже иду… - Коваль поднял руки, давая возможность двум желтым дикаркам застегнуть на нем латы. Двойняшек привезли в город в пятилетнем возрасте, обе были преданы и покорны, но так и не выучились нормально говорить.
– Как дела у деда, Миша? Помогли лекарства?
– Ему лучше, господин.
– Юноша отвесил короткий поклон.
– Он благодарит тебя за приглашение и за всё, что ты сделал для семьи Рубенс, но вряд ли покинет озеро. Он говорит, что его сердце не переживет возвращения в Эрмитаж…
– Когда поедешь на озеро, передай деду, что его всегда ждет здесь стол и кров.
– Спасибо, господин…
У выхода из кабинета двое гвардейцев взяли на караул. Еще двое, сверкая полковничьими погонами, встали по бокам, готовясь сопровождать губернатора в Большой круг. Артур машинально кивнул и уже сделал шаг, когда заметил у одного из караульных плохо вычищенное оружие и небритые щеки.
– Представься, солдат.
– Рядовой Иван Оглобля! Второй взвод первой роты гвардейских клинков!
– выпучив глаза, отрапортовал солдат.
– Командир роты - капитан Людовик Четырнадцатый!..
– Не ори так… - поморщился губернатор.
– Ты не хочешь служить в гвардии, солдат?
– Никак нет, хочу, господин!
– Ты не хочешь учиться в академии и стать офицером? Ты хочешь возить навоз?
– Никак нет… - Солдат был готов расплакаться и в ужасе переводил взгляд с губернатора на полковника.
– Хочу служить, господин!
– От тебя на посту разит брагой. Грязное оружие. Всю ночь перед заступлением пил? Отвечать!
– Да…
– Как тебя учили отвечать, солдат?
– Так точно!
– У бойца по вискам струился пот. Остальные военные прекратили дышать. Молодой Рубенс превратился в статую.
– Полковник!
– повернулся губернатор к офицеру эскорта.
– Прими у этого солдата оружие. Пусть отправляется в казарму, приведет себя в порядок. Офицера, который сегодня принимал заступающую смену, разжаловать в рядовые и отправить в Петрозаводский гарнизон. С правом выслуги. Через полчаса жду готовый
– Слушаюсь!
– вытянулся Даляр.
– Людовик ведь у тебя в подчинении?
– вполголоса спросил Артур, когда они спускались по лестнице.
– Так точно, командир.
– Насколько я помню, у него два взыскания за год? Накажи его своей властью. Это будет третье, последнее, взыскание. Передай ему, что я никогда не забуду, как он поручился за меня на полевом Совете, но погоны рядового я ему обещаю!
– Будет сделано, командир.
Две дюжины мужчин, сидевших в приемной, вскочили при приближении губернатора. Коваль заметил в толпе двух женщин со старшинскими бляхами, подошел к ним первый, пожал руки. Михаил Рубенс открыл папку и откашлялся.
– Недельный отчет префекта Петроградского района.
Коваль слушал хорошо поставленный баритон старшего сына мамы Кэт, одобрительно кивал, когда речь шла о новых газовых фонарях, об успешном лицензировании извозчиков, о перевыполнении налогового плана по малому бизнесу. Он слушал и вспоминал, как четыре года назад другой сын бывшей хозяйки Петроградской стороны пытался принять участие в покушении на губернатора… Правда, остальные члены семьи сами пришли с повинной и сразу отмежевались от опасного родственничка, и всё-таки… Заговорщиков казнили. Возможно, следовало бы всех неблагодарных детишек мамы Кэт сослать…
– Я правильно понял, префект? Наши ссуды ковбоям на открытие торговых лавок оправдались?
– Верно, господин! На двадцать три выданные ссуды пять не вернули. Разорились. Но налоги остальных перекрыли убыток во много раз. И цены на рынках упали…
Следующим был доклад мэра Выборга. Три вопроса. Многие ковбои не хотят отпускать детей в городскую школу, возражают против обучения грамоте. Кричат, что не позволят своим отпрыскам сидеть за партой вместе с детьми дикарей.
– Передашь списки зачинщиков генералу Абашидзе. Старшина книжников!
– Коваль обернулся к Леве.
– Свяжись с директором тамошней школы, пусть представит пятерых лучших учеников к награде. Родителям каждого - по пять рублей золотом…
– Будет сделано, господин.
Второй вопрос касался закладки рыбачьей флотилии. Третья проблема Коваля позабавила. Финны возражали против пограничных поборов с их караванов, что ходили в глубь России. Не желая платить, обходили заставу лесными тропами.
– Генерал!
– Слушаю, командир!
Серго облысел, растолстел, но зато его горб стал почти незаметен, а в черных глазах таилось прежнее веселое бешенство. Он, как и прежде, был готов по приказу хозяина на месте зарезать любого ослушника. Охотнее всего Серго бы зарезал Арину Рубенс, но до нее было далеко. Если Даляр командовал личной гвардией, а Руслан Абашидзе возглавлял городской гарнизон и на пару с Бердером военную академию, то на Серго лежала самая грязная работа - управление всеми пограничными войсками. Губернатор за успешное подчинение Пскова пожаловал генералу здание Пулковской обсерватории и прилегающие охотничьи угодья.