Проснувшийся Демон
Шрифт:
– Я же просила тебя!
– Арина готова была вцепиться полковнику в волосы. Тот отступал от нее, белый как мел.
– Полковник!
– Артур поманил старика в погонах.
– Кто среди этих людей занимает посты в правительстве? Ты видел, что я не люблю, когда меня обманывают. Быстро, иначе по твоей милости погибнут невиновные!
– Кошки устали, - вдруг не к месту вымолвил Христофор. Впервые, насколько Артур его помнил, юный оракул выдал нечто неоспоримое. И он был прав. Коты всё тяжелее удерживались в подчинении, они боялись огня, боялись людей и отвратительно чувствовали себя среди здешних запахов.
– Еще
– согласился Коваль.
– Я жду, полковник!
– Не надо!
– подался вперед муж Арины.
– Я занимаю пост Старшины топливной палаты. Мой брат, - он кивнул на соседа, - Старшина дорожников. Еще здесь наш племянник, Георгий, он начальник подземки. Больше никого. Остальные ни в чем не замешаны. Это просто наши семьи. Можешь убить нас, но отпусти детей, - Артуру показалось, что сын губернатора был почти горд тем, что проявил отвагу на глазах у жены.
– Полковник! Скомандуй солдатам, пусть выводят людей через черный ход. Там внизу, в гараже, сидит кошка, но вас не тронет. Я ей скажу. И всех переправьте к Думе. Если посмеешь меня ослушаться, люди погибнут! А вы, родные, останьтесь!
Коваль чувствовал жуткую усталость. Самым сложным оказалось не привлечь к боевым действиям котов, а вывести из боя и отправить вплавь на тот берег тысячу собак. Он до сих пор чуял боль их ран и неугасший боевой настрой.
– Я никуда не пойду!
– заявила Арина, прижимаясь к мужу.
– Как угодно!
– Коваль не настаивал. Ему попался на глаза жующий Христофор.
– Ты, я смотрю, тоже не торопишься?..
Старый усатый человек с выпученными глазами лежал на высокой кровати и действительно выглядел очень больным. Но Коваль очень быстро определил, что губернатора сегодня, как назло, посетил один из обычных ночных приступов, о которых никто, кроме ближнего окружения, не догадывался. Через часок всё войдет в норму, думал Артур, разглядывая новоявленного тирана. Такие вот сморщенные глисты, несмотря на больное сердце и прочие пробоины, доживают обычно до глубокого маразма…
– Берите его на руки!
– скомандовал Коваль.
– И галопом вниз. Если, не дай бог, у кого-нибудь появится идея ткнуть меня в спину, лучше заколите себя сами. Всем понятно?
– Куда мы едем?
– готовясь к смерти, спросил кто-то из сыновей.
Артур, собираясь в поход на резиденцию городского главы, позаимствовал в губернаторском гараже приличную карету. Моторному транспорту он доверял все меньше.
– Мы едем в Думу. Там подождем остальных.
– Что ты задумал, Кузнец?
– Арина Рубенс сверлила его глазами.
– Тебе ведь не мы нужны?
– Где он, Арина?
Копыта коней отбивали дробь по ночным мостовым. За кучера сидел Христофор. В городе, судя по всему, заметили пожар. Сразу в нескольких местах колотили в рельсы, звенели колокола. Навстречу пронеслось несколько экипажей, набитых людьми с баграми и прочим пожарным инструментом.
– Он за городом, со своими "безликими". Собирался на запад, в сторону Нарвы, но я не уверена… Никто не знает, где он.
– Ты позовешь его сюда.
– Арина переглянулась с мужем.
– Ты боишься его, дочь Рубенса? Я запомнил тебя совсем другой. Что они сделали с тобой, девочка?
Арина смотрела в окно, губы ее кривились:
– Не сомневайся, Кузнец. К нему уже поехали и без меня!
– А ты, родимый, стало быть, топливом командуешь?
– переключился Артур на губернаторского сынка.
– Ты, наверное, инженер?
– Нет… - потупился тот.
– Через твою палату идет в Питер вся нефть, уголь, торф, да? И дерево тоже?
– Только то дерево, что на растопку…
– Замечательно! Это твои бойцы вешают замерзающих зимой людей за срубленную елку?
– Артур, я прошу тебя, прекрати!
– взмолилась Арина.
Ее супруг покрылся пунцовыми пятнами, прочие родственнички помалкивали. Губернатор, завернутый в одеяла, тихо стонал позади. Карета, подпрыгивая на ухабах, въехала на мост.
– А ты помолчи!
– бросил Артур.
– Не я пишу законы!
– пытался оправдываться "нефтяной король".
– Сколько тебе лет, парень?
– Двадцать семь…
– Ты учился у книжников?
– Нет…
– Ты разбираешься в том, как нефть перегнать на бензин? Ты хоть знаешь, что можно купить на те медяки, что вы платите за торф и уголь? Ты осведомлен, сколько топлива в сезон потребляет город?
– Нет, нет, нет…
– Ты запретил малым артелям продавать лес кому они хотят? Ты знаешь, сколько народу ваша сраная лавочка пустила по миру?
– Я только исполнял!
– Парень чуть не плакал.
– Я делал, как решала Дума…
– Но ты же понимал, что душишь малых собственников? Ты оглох? Я тебя спрашиваю, говнюк! Ты понимал, что разоряешь людей?
– Легко спросить о правде. Нелегко спросить о законе, - прокомментировал с облучка жующий Христофор.
– Павел, будь мужчиной!
– прикрикнула на мужа Арина.
– Что ты воешь, как баба?!
– Я… я понимал… - выдавил наконец третий сын губернатора.
– Но так было лучше для города. Я старался для всех, я верил отцу и выполнял решения Думы. С них и спрашивай, откуда такие указы…
– Мне ваша коллективная порука вот где!
– Артур провел ногтем по горлу.
– Это болезнь! Во всей стране не найти человека, который готов отвечать за воровство! Ничего, я вас заставлю…
Два кота, которых он взял с собой в экипаж, норовили ухватить кого-нибудь за пятку. Несчастные собеседники Артура то и дело поджимали ноги.
– Так, теперь ты!
– Коваль повернулся к Арине.
– Меня всегда интересовало, милочка, что чувствуют жены бандитов. Расскажи-ка мне!
– Павел не бандит!
– А кто бандит? Тот, кто грабит прохожих на большой дороге?!
– Коваль схватил женщину за плечо.
– Может, и так, а может, у мальчишки с большой дороги просто не было отца, чтобы накормить и всыпать по заднице! Он, конечно, не прав, но он всего лишь мелкий пакостник по сравнению с твоим свекром. А у твоего Павлика всё есть, и папа, и мама. И сытое детство, и слуги, и охрана. Всё, что надо, хоть обожрись! Но это не мешает вашей веселой семейке грабить народ! Вот я и спрашиваю тебя, Арина Рубенс. У тебя отросла вторая задница?! Зачем лично тебе две спальни и еще пять комнат? Твой отец никогда не спал на двух кроватях. Слушай, больше ста мелких артелей и общин посылают в город людей на заработки. Потому что им не прокормиться. И что творят твой Павлик с братьями и папашей? Они платят работягам медяками, которые невозможно обменять на серебро. А музейщиков вы заставили гнать самогон и поставили кабаки по всем дорогам. И эти самые нищие общинники, заработав в Питере копейки, тут же сливают их в ваших кабаках.