Проспект Героев
Шрифт:
Роман замер над убитым им человеком, не решаясь прикоснуться. Коротко стриженные волосы курчавились на затылке, а на шее, там, где пришелся удар, успела расплыться гематома. Роман знал, что если положит руку поверх нее, сможет нащупать острый край перебитого позвоночника.
– Ой, лишенько, яки ж мы нежные! – Янкины каблучки процокотали по лестнице, - Он же материализованный, так що за ним сумуваты? Краще радуйся, що твой перший жмур вроде как не взаправду! Считай, потренировался, - одним толчком она перевернуло мертвое тело и уже привычно подхватив едва живую Лизку подмышки, поволокла ее наверх. Девчонка
Роман шел следом, все время потирая ребро ладони. Ему казалось, что теперь с его рукой непременно должно что-то произойти, отпечататься какой-то знак… Янкины слова о «невсамделишности» убитого героя почему-то не утешали.
Старательно обходя раскиданные по лестнице и площадке скорченные горелые тела, Роман шагнул вслед за Янкой в распахнутую дверь на верхнем этаже. По узкой, захламленной прихожей легко можно было понять, что жил здесь мужчина. Холостяк. Женский беспорядок, равно как и беспорядок семейный, выглядит по-другому.
Роман шагнул в маленькую комнатку и… ткнулся в спину замершему в оцепенении Рико. Шеф обернулся и жутким, грозным взглядом вперился в Лизку:
– Это что такое? – громовым голосом вопросил он и яростно ткнул пальцем в центр комнаты.
Девчонка жалко, совершенно по-щенячьи заскулила, и выскользнув из рук Янки, скорчилась на полу, прикрывая грязное, зареванное лицо волосами.
– Что сие значит, я спрашиваю? – явно приходя в еще большее бешенство, вскричал Рико.
– Э-м-м… - промямлил Роман, внимательно разглядывая лежащего точно в центре комнаты немолодого, грузного мужчину. Совершенно обнаженного. Совершенно мертвого. Даже проверять не надо, издалека видно – с начисто, до позвоночника выжженной грудиной можно быть только трупом.
– Надо полагать… Это и есть математик Павел Демидович. Точнее, был математик. – заключил Роман. – Девочка ж еще когда честно сказала, что он тутжил, а ты все ведьмак, ведьмак, истинное имя…
Лизка коротко, истерически взвыла и зашлась громким детским ревом.
– Я не хотела… Не хотела…
– Что это вот было математиком Павлом Демидовичем – я и без вас вполне в состоянии догадаться, стажер, - судя по мертвенно-ровному голосу и раздувающимся ноздрям горбатого носа, Рико стоило титанических усилий сдержать ярость, - Я спрашиваю, что это?
И Рико ткнул пальцем в огромную, на всю комнату пятиконечную фигуру, до боли напоминающую старый, советский еще, знак качества, в центре которой лежало мертвое тело. Пятиугольник был выложен из ярких картонных детских кубиков с картинками. Роману почему-то бросился в глаза лукавый слоненок у самой макушки мертвеца.
– Говори, ведьма! – громыхнул Рико.
Роман кивнул, отвечая на собственные мысли, и укоризненно покосился на Нёму. Ярчучка ответила ему взглядом смущенным и в то же время вызывающим.
– Не косись на Нёму, Ромасыку! – Янка потрепала собаку по загривку, - Ты ж сам бачив, вона ее вынюхала, лише уверена не була, всякие обстоятельства завжды з толку сбивали. Та до того ж, найти ведьму у самой середине ее собственного закляття, колы все вокруг пахнет ею – це уметь треба! Нёма у нас з найкращих!
Нёма благодарно заворчала.
– Вы… С самого начала знали… Что это
Рико быстро шагнул к ней:
– Что у тебя здесь выложено, ведьма? – он обвиняюще указал на яркий пятиугольник вокруг бледного мертвого тела, - Жунжан?
– Что такое жунжан? – быстро спросил у Янки Роман.
– Песнь лысогорских ведьм, - также тихо ответила Янка, - Дуже сыльна, для разных чар годится.
Роман с сомнением глянул на кубики. Ему казалось, что буквы расположены без всякой цели и смысла, а вот поди ж ты – жунжан какой-то…
– Отвечай, дочь моя! – тихим, а от того еще более жутким голосом произнес Рико, - Сознавайся, заблудшее чадо, пока еще не поздно! Спаситель милостив, даже к таким, как ты…
В ужасе косясь на Рико сквозь завесу спутанных волос, девчонка поползла прочь, и придерживая на груди разрезанную одежду. Ткнулась спиной в стену и замерла, завороженная страхом перед нависшей над ней грозной фигурой. От нее во все стороны так и текли волны страха. Рико она сейчас боялась больше, чем лупящего огнем Черного Властелина. Больше, чем насильников.
– Я не хотела! Я хотела…
– Так хотела, чи ни? – с другой стороны насела на нее Янка.
– Я хотела все исправить! Я не виновата! Он сам, сам!
– Авжеж! Он сам соби заткнув огнемет до грудины и ворочав там, поки вси внутренности не попалил!
– Нет! Да! – девчонка затрясла спутанными волосами, - Он сам! Сам! Он… Классный руководитель наш… Такая же сволочь, как и вы! Все гады! Отдали меня этим… А я не такая! Не такая!
Она покосилась на Рико, молча, с невозмутимым, отстраненным лицом ожидающего продолжения, судорожно закусила палец, давя рыдания.
– На воспитательном часе… Я сказала, что фантастику люблю… Пал Демидыч меня позвал, после занятий... У меня, говорит, много фильмов, и «Властелин кольца», и «Дневники», и «Сумерки»… лицензионное все… кадры со съемок… интервью… Приезжай, выберешь… Я и поехала… Я же только диск взять, у нас в общаге ноут есть…
– И от увлеченности фильмом ты использовала свою дьявольскую силу, чтоб погубить тело и душу верного сына Святой нашей Матери Церкви…
– Сукин он сын! – вдруг заорала Лизка, - Вы что такое говорите! Да если б у бабки моей, в деревне, такой вот до церкви зашел, ему б его глаза бесстыжие повыдирали! Я пришла, а он, гад, и говорит: не дам я тебе диск, вы его поцарапаете, хочешь – тут смотри. И включил, - всхлипывая, она кивнула на телевизор, на котором так и застыла синяя заставка подключенного DVD.
Пошарив глазами, Роман заметил лежащий на тумбочке пульт, нажал на пуск… Армия монстров, как две капли воды похожих на склизкую тварь, атаковавшую их в переулке, зашагала через экран. Лизка непроизвольно уставилась на экран и лицо ее мгновенно приобрело зачарованное выражение, даже слезы высохли.
– Правда, классное кино?! – требовательно воскликнула она, - Я ж не хотела оставаться! Если б он не включил… А он говорит: ты смотри, а я нам кофе принесу. Принес! Только не кофе, а этот свой… ну, сами знаете… Как навалился на меня, не отобьешься! Даже досмотреть не дал, гад! – она рассказывала, и слезы бежали у нее по щекам, но сама она тем временем почти невольно поглядывала на экран – ведь досмотреть-то и вправду не дали…