Просроченное завтра
Шрифт:
— Лен, там в холодильнике пару готовых салатов, авокадо, йогурты, фрукты. Не знаю, что ты сейчас хочешь?
— Ничего не хочу. Только в душ, — ответила она, не обернувшись.
Дима не пошел следом, вернулся на кухню включить чайник. Чай-то выпьет. Хотя бы… Поставил в вазу брошенный на стол букет. Но ожидание оказалось для него невыносимо долгим. Он постучал в ванную. Она явно не услышала, и он нажал на ручку — не заперлась.
— Лена, ты волосы моешь? Какое тебе дать полотенце?
— Я сама! — почти что закричала она из душа.
— Лена,
— Дима, уйди, пожалуйста.
— Я только пришел. Куда ты меня гонишь?
Ответа не последовало, хотя она и выключила душ.
— Лена, у меня с тобой пятнадцать минут! Мне бежать на работу. У меня три митинга еще. Можешь поторопиться?
Она приоткрыла дверцу и высунула руку. Ну что за фигня — здравствуйте, я ваша тетя, а не жена!
— Лена, выходи уже! Дай я тебя хоть вытру! — сказал Дима уже с раздражением, расправляя пушистое полотенце, и она с явной неохотой поставила ногу на коврик.
— А он действительно подрос.
Отвести взгляд от округлого живота оказалось выше его сил, и Дима забыл про полотенце, поэтому Лена без особых усилий забрала его.
— Прости! — очухался Дима и попытался завладеть полотенцем, но под негодующим взглядом жены даже попятился. — Лен, что-то случилось?
— Ничего. Просто устала, как черт. Сказала же тебе! А ты лезешь!
— Куда я лезу?
Потом только заметил протянутую к животу руку. Господи — ну ведь хочется прикоснуться. Даже не к ней — хотя чего скрывать, ее телу лишние килограммы только добавили аппетитности — а к нему, животу: точнее — к сыну.
— Ты сказала, уже можно почувствовать… — нашел он отмазку и улыбнулся.
— Ок спит. И я хочу спать. Рядом со мной мужик жутко храпел весь полет.
Дима кивнул.
— Сейчас я уйду, поспишь. Тебе пижаму принести или ты так?
— Пижаму.
Он принес, и она как-то слишком быстро оделась, а хотелось хоть пару лишних секунд полюбоваться долгожданным телом. Какие к черту совещания, когда жена вернулась?!
— Можно тебя обнять?
Какой идиотизм! Сказал бы кто, что он будет задавать жене подобный вопрос, послал бы на три буквы. Однако ж сейчас казалось, что иначе можно и по рукам схлопотать. Она молча встала перед ним: руки по швам, точно на школьном медосмотре. Он обнял, как можно нежнее и просто прижался щекой к ее щеке. Один поцелуй и работа полетит в тартарары.
— Дима… — Лена дернулась, ища свободу, и он чуть ослабил объятия. — Нам нельзя сейчас…
Он даже не сразу сообразил, о чем она говорит.
— Сейчас? — Дима широко улыбнулся. — Сейчас у меня по плану секс совсем не с тобой, а с товарищами из Индустана.
Лена не изменилась в лице: осталась такой же суровой.
— Дима, я серьезно про секс. У меня как-то все тянет там. Я боюсь навредить ребенку.
Он почувствовал, как его прошиб холодный пот: только не это! Он же не простит себе, что разрешил ей лететь в Питер! Тряхнул головой, отгоняя плохие непрошенные мысли, и попытался вспомнить, когда у нее врач. Не смог.
— У тебя врач на следующей неделе? — спросил он, глотая каждый второй слог.
— Через неделю.
— Переназначишь?
Сердце билось в самом горле, а, может, и вообще не билось. Лена мотнула головой.
— Нет, не буду. Знаешь, как у них все забито. Да мне не так чтобы совсем хреново. Может, и должно тянуть… Просто давай без этого пока.
— Да без проблем…
С проблемами, конечно, но он не дурак настаивать. Два года как-то жил без бабы, а сейчас ради ребенка… Жил, да только в одной постели не спал. И что теперь? Вон как она мучается с животом, а ему что, как коту каждый день Масленица должна быть, что ли? Они не только рожать вместе будут, но и вынашивать вдвоем.
— Лен, хочешь, я принесу чай в кровать? Хочешь? — добавил тут же, будто можно было загипнотизировать эту посмертную маску.
— Я вообще чаю не хочу, — убила она на корню все его чаяния хоть как-то услужить ей. — Я просто лягу спать, ладно? Ты мне бутылку воды на тумбочку поставь.
Дима усмехнулся. Больше для себя, чтобы успокоиться.
— Она уже стоит. С утра. Ну, тогда и я чай пить не буду. Спи, малыш, спи, — он осторожно провел рукой по плечу, обрадовавшись, что жена не дернулась от него, точно от раскаленной сковородки. — Я вернусь поздно. Будить не буду. Так что встретимся ночью или утром. Может, до утра доспишь. Постарайся.
Он наклонился и запечатлел у нее на лбу поцелуй — почти что отеческий. Внутри зашевелился протест, и он поспешил уйти. Сел в машину, уже доехал до перекрестка, как заметил торчащую из подстаканника кредитную карту, которой платил за стоянку в аэропорту. Подрулил к обочине, чтобы убрать ее в кошелек, пока не завалилась куда-нибудь. И на тебе — не обнаружил самого кошелька. Дома забыл? Без прав поехал. Голова совсем не тем забита. Нет, как раз тем — не о работе же думать! Жена важнее.
Пришлось вернуться. Да, валяется бумажник подле чайника, который так и не пригодился.
— Лена, это я! — Дима решил на всякий случай заглянуть в спальню, чтобы Лена не вылезала из кровати. — Бумажник забыл…
Он не договорил: жена лежала на кровати ничком и плакала. Даже рыдала. В голос, вот и не услышала, как хлопнула дверь.
— Лена? — он присел рядом, и жена замерла, точно пойманная с поличным. — Лена, что случилось?
Она не ответила, не повернулась, но больше не плакала. Дима решил обойти кровать, присел на корточки, чтобы видеть лицо. Убрал со щеки мокрые волосы.
— Ты чего плачешь, малыш? У тебя так болит? Что-то дома? Что-то, о чем ты не хочешь со мной говорить? Макс? Он что-то тебе сказал?
Дима мог бы продолжать список вопросов до бесконечности — Лена не собиралась отвечать на них.
— Ты опоздаешь на совещание, — сказала она.
— Да к черту этот митинг! — рука Димы замерла на ее мокрой щеке. — У меня жена плачет. Куда ж я пойду…
— Уже не плачет.
Она села и даже отодвинулась от края, чтобы он не дотянулся с объятиями.