Простая речь о мудреных вещах
Шрифт:
Точно то же должно сказать и об их преемниках, которые, хотя все мельче и мельче, слабее и слабее, продолжаются одни за другими – так или иначе и погибают бесследно…
Что же делать нам, спросите вы? Сидеть, склавши руки? Сидеть, склавши руки, все-таки лучше, чем махать ими без толку и тратить силу попусту. Но есть занятия пополезнее: учиться, учиться и учиться, не мудрствуя лукаво! Друзья мои! Друзья мои! За работу, за работу! За ученье!
Нет в мире царства, столь пространна, Где б можно было столь добра творить.
На всяком месте можно у нас сделать много, много добра: учитель, исправник, лекарь, священник, староста, офицер, смотритель, не говоря уже о высших должностях, – а как исправляется большая часть этих должностей? И все вследствие недостатка в истинном образовании [9] .
Учись и делай каждый свое дело!..
Я становлюсь на точку Карамзина, но… какие же точки
Явились сочинения Герцена за границей. Пока он был дома и писал в Отечественных записках, в Современнике, я считал его одною из тех жалких посредственностей, которые вырастают у нас ежегодно по журналам, как грибы после дождя, с охотой смертною и участью горькою.
9
Вот описывается жизнь наших Русских выселенцев в Америке. Сколько трудов принимают они на себя! Какую нужду терпят! Каким уничижениям подвергаются! Читать грустно и тяжело! Ну, да, если бы они с таким самоотверждением, без всяких притязаний честолюбия, взяли на себя дома должность волостных писарей! Сколько добра они могли бы сделать для народа, для общества, дли себя даже и в материальном смысле! Что же мешает им? (Примечание автора, помеченное им как позднейшее).
Помню, как однажды в профессорской комнате Перевощиков указал нам описание средних веков, предложенное Герценом в какой-то статье О. З., и как мы все хохотали над ним, стараясь представить их положение по данному Герценом чертежу…
Но когда чрез несколько лет я познакомился с его сочинениями за границей и увидел, что он вырос до высоты, для всех его товарищей недосягаемой, явил силу слова, до него неизвестную, сообщил наблюдения, мысли, каких никому в голову не приходило, образовал свой род сочинения, занял высокое место в европейской литературе силою таланта необыкновенного.
Между тем он шел по пути разрушения, по пути, иже вводя в пагубу; он судил об основах общества легкомысленно, относился к религии более чем легкомысленно; дерзко шутил с огнем и, не ограничиваясь собою, пытался распространить свой образ мыслей, старался о пропаганде.
Мне жаль было, что такой необыкновенный талант в одном отношении пропадает для отечества, а в другом приносит вред вместо пользы.
По ходу его мыслей я увидел впоследствии, что он начал склоняться на правую сторону.
Я был уверен, что Герцен находится в процессе развития, что он не останется на теперешнем своем месте, и что ему предлежит еще много метаморфоз.
Обращение его сделалось моим искренним, горячим желанием, потому что я чуял в его брани, в его хуле, в его увлечениях, в его заблуждениях, среди его отчаянных парадоксов звуки теплой любви к отечеству и доказательства ума, таланта сильного.
Несколько раз пытался я писать к нему, при разных замечательных у нас событиях нынешнего царствования, письмо и начать этим письмом задуманную речь. Мне хотелось сообщить Герцену некоторые явления из мира невидимого, им отвергаемого, явления, подлинность которых не подлежит никакому сомнению. Но всякий раз что-нибудь мешало мне, письмо не выработывалось, и я оставлял намерение… [10]
10
После я встретился с Герценом в Монтре, куда посылали меня врачи после усиленных трудов над биографией Карамзина в 1866 г.
«…Вы принимаете весь мир, всю природу, человека со всеми его способностями, comme un fait accompli [11] ! Вам нет дела ни до начала ни до конца. Вы хотите разбирать только сущее, настоящее, не считая нужным заботиться о прочем. Это очень удобно и покойно. Шутка – вселенная un fait accompli [12] ! Можно признать теперь соедините Молдавии и Валахии с князем Кузою, comme un fait accompli, да и то хочется спросить: почему согласилась Россия, от чего уступила Турция, что имели в виду Англия, Франция, и проч. и проч.? Движение звезд, действия ума человеческого, творения искусства, сияет солнце и оживотворяет природу, светит месяц, лист зеленый нарождается со всяким летом – все это faits accomplis [13] ! А когда оно началось, когда кончится, об этом нечего и думать…
11
Как свершившийся факт (франц.) – Прим. ред.
12
Свершившийся факт (франц.) – Прим. ред.
13
Свершившиеся факты (франц.) – Прим. ред.
Размышления об этих предметах, скажете, не приводят ни к каким результатам. А разве это не великий результат: убеждение к невозможности достичь каких-нибудь положительных результатов о всех высочайших вопросах? Не можете понять ничего, ну так сознайтесь в ограниченности человеческого разума, почувствуйте смирение, а у нас ведь господствует гордость, а у наших последователей спесь глупого мещанина во дворянстве!..
Назидательны последние, предсмертные размышления Герцена [14] . Но он все еще оставался в прежнем безусловном неверии, и все еще носился в воздушных пространствах общего! Он все-таки думал, кажется, сочинить государство на свой лад, и старая закваска в нем не выдохлась. Грустно, что он упал на полдороге, и не дошел ни до какой пристани на земле…
14
Мне было приятно найти у него некоторые свои мысли, давно высказанные.
А в каком омуте он погрязал и тонул, в какой атмосфере задыхался – и сколько времени! Надо было иметь крепкую голову, чтобы не очуметь и не свихнуться, а он выходил на прямую дорогу…
Наконец, вот один из первых моих приступов:
С чего начать мне простую речь о мудреных вещах? Совершенствование, просвещение – самая сладкая, любимая мечта моей юности! С каким восторгом представлял я себе то время, когда человек на лоне природы, в мире с самим собою, с своей совестью, со всем его окружающим, в кругу своего семейства будет наслаждаться жизнью, проводя ее в изысканиях тайн мироздания, тайн истории, в творениях мысли и чувства, поклоняясь Творцу духом и истиной! И я был уверен, что оно наступит! Содействовать приближению этого времени – какое счастье! Дайте мне хоть орангутанга, думал я в восторге, идя однажды с Дмитрием Веневитиновым и беседуя о золотом веке, и если я успею выдвинуть его на несколько шагов вперед на его пути, то я ни пожелаю ничего более. Это было в двадцатых годах. Текло время, занимался я Историею, и опыты жизни опровергали мечту о постепенном усовершенствовании людей, государств и народов. Нет, думал я, это оттого, что просвещение не полное, что одна часть возделывается на счет другой, – и писал о счастье в своих повестях, рассуждал в афоризмах, внушенных философиею Шеллинга.
Так ли я думаю теперь, спросят меня, после того, как я долго прожил, читал, думал, испытал, видел, слышал? Утвердился ли я в убеждениях своей молодости? Увы! Где это усовершенствование? Может быть – в лицах неделимых! Усовершенствована астрономия, физика, химия, философия – но не человек, еще менее род человеческий. Каин убил Авеля дубиною, а Шасно (Франция), Крун (Германия), Армстронг (Англия) валят людей тысячами из своих пушек и ружей…
Мы называем просвещенным человеком того, кто отличается познаниями, сочинениями в математике, словесности, богословии, имеет много сведений о тех или других предметах. Но великий Бакон является в жизни человеком низким, продажным, и подвергается суду верховного судилища, но Гегель умирает от несварения желудка, но Гете находит удовольствие в титуле тайного советника, по свидетельству Гумбольта, который, шутя, и сам признается в этом малодушии: и я это люблю, сказал он в Москве К.К. Яниш (после Павловой), советуя ей на пакете, передаваемом для Гете, прописать этот чин. Байрон кичился больше своим происхождением от Норманнских баронов, чем своею поэзией! Неужели это свидетельствует о большом влиянии умственного образования! [15]
15
«Совместность мелочного тщеславия с глубоким просвещением в таких великих поэтах, как Гете и Байрон, действительно удивительна; но слава учености Гегеля теряет ли что-нибудь от того, что он помер от несварения желудка?» Ответ: Мысль здесь состояла в том, что всякая неуверенность не совместна с истинной философией, которая должна отражаться в жизни.
Между умом и сердцем такая же бездна, через которую нет моста, как прежде, как всегда, и если они соединяются иногда, то не наукою, а чем-то иным… наука, могущественная в своей сфере, имеет здесь влияние, но не решительное, условное…
Обращаюсь к тетради и передам теперь набросанные мысли и выражения, разделив их на группы по предметам.
Непостижимости
Бытие – кто мы, что мы, откуда, куда, для чего?
Быть, жить, существовать, – что же такое жизнь, откуда взялась, чем сохраняется, как прекращается, куда денется?