Прости грехи наши… Книга первая
Шрифт:
Анна глухо зарыдала, бесконечно повторяя:
– Все кончено, все кончено…
– Успокойтесь, голубушка, – погладила Зинаида Прокопьевна ее по голове, – Я уверена, ваш муж все поймет. Не растрачивайте понапрасну силы, они вам еще пригодятся для малыша, коль вы уже приняли такое решение. А я, со своей стороны, обещаю поговорить с вашим строгим супругом и все объяснить ему. В конце концов, вашей-то вины здесь нет.…
Анна подняла красное от слез лицо на врача.
– Никто не сможет ему объяснить, понимаете, никто…, – слезы душили ей горло. Она еще
Не имея других убеждений, врач опустилась рядом с ней на колени.
– Миленькая, голубушка, моя, – взяла она ее мокрое лицо в свои морщинистые ладони, – Но поймите, иначе не получится…
Анна все-таки подняла заплаканные глаза на врачиху. Она увидела перед собой обыкновенную женщину, уставшую и замученную, с не легким прошлым, которое нельзя было забыть и невозможно помнить. На мгновение ей показалось, что это она сама спустя годы…
Василий пришел позже обычного. Вчера Анна показалась ему какой-то странной. Она не улыбнулась ни разу и избегала взгляда, будто скрывала что-то… Обильно сочившееся солнце с небес, торжествуя пришествие долгожданной весны, било своими яркими лучами в окна и он не мог, как следует разглядеть лица жены, но внутреннее предчувствие подсказывало: глаза ее были полны слез.
Сегодня, он опоздал. Василий устал от городской жизни, постоянной спешки, иногда совсем не оправданной, разговоров о погоде и еще больше – родственников Анны. Этот маленький городишко, неумело подражавший промышленным и культурным центрам, начинал все сильнее раздражал его, будто какая-то скрытая опасность поджидала здесь мужчину, и ему хотелось поскорее забрать жену с ребенком и уехать в свое село, живущее совсем другой жизнью – тихой и размеренной и, наверное, более естественной.
– Ты к Крушининой, милок?
Василий вздрогнул и обернулся на дверь, в которую столько раз пытался напрасно войти.
Маленькое личико старушки по всей вероятности было обращено к нему.
– Да, – настороженно ответил мужчина.
– Поди-ка сюда, – ласково позвала старуха, будто баба-яга, готовящая ловушку для своей новой жертвы.
– Что случилось? – сдвинул густые и, казалось совсем неуместно рыжие брови Василий.
– Докторша, милый, с тобой переговорить хочет. Обожди ее маленько, вот, тут, – и показала на распахнутую дверь.
– Что произошло? Что-нибудь с женой? – перепугался Васька.
– Я человек маленький, – жалобно простонала бабка, – Откуда мне знать, сынок. Сейчас, доктор, Зинаида Прокопьевна, придет и все расскажет по порядку.
– Тогда, я лучше здесь постою на улице, – отказался от приглашения Васька.
– Как, знаешь, сынок, – не противилась старуха, – Она, вот-вот, должна подойти…
Зинаида Прокопьевна шагала мелким, но уверенным шагом. Тридцать лет она шагала так и, казалось, никакая сила не могла изменить этот маршрут. Маршрут, ставший ее судьбой.
Поначалу она допоздна засиживалась на дежурствах, чтобы отвлечься от черных мыслей, не дать заполонить свою осиротевшую душу завистью и злобой. Она боялась зависти.
«Почему, именно ее счастье должно было быть принесено в жертву?», – часто думала женщина длинными, молчаливыми вечерами. Она, так была молода. Ей тоже хотелось любить и быть любимой!
Война… Ее горечь растворилась в стольких человеческих судьбах! И Зинаида Прокопьевна чувствовала нестерпимую обиду, почему люди находили в себе силы радоваться дальше, устраивать свою жизнь, снова любить, пусть и других уже… могли, а она – нет.
Их прощальный поцелуй был торопливым и горьким. В нем не было трепета и предчувствия скорых встреч, потому, что они уже тогда знали, что могут больше никогда не увидеться… Однако она упрямо ждала.
Спустя годы, Зинаида Прокопьевна, заглядывая в зеркало, мысленно представляла его рядом с собой, юного, с едва пробившимися усами.… Представляла и улыбалась, вспоминая, как он дергал ее за косички, дразнил, а потом, вдруг, подрался с дворовыми мальчишками из-за нее и признался в любви. Как женщина плакала после! Это истязание длилось всю жизнь.
А, когда в очередной раз, Зинаида Прокопьевна возобновила в памяти дорогой образ, то поняла, что рядом с ним она просто старуха! Она не могла его нафантазировать, таким же, как сама, она просто не знала, какой он был бы, сейчас!
Я слишком стара для тебя…, – сказала как-то она и первый раз не заплакала. У женщины появилась другая страсть – работа.
«Поздняя любовь…», – горько шутила сама с собой Зинаида Прокопьевна. Все эти годы она боролась за чужое счастье, изведать которое самой не пришлось. Почти каждый день она держала в своих уже не молодых руках крохотные созданьица, и она гордилась, чтобы, там не сплетничали про нее, что именно ее руки, первыми приняли маленьких человечков в этом мире.
Женщине, любившей самой до отречения, были не понятны опасения Анны. «Настоящая любовь», – считала она, – «Победит все!».
Сухонький кулачок ее заерзал по карману давно вышедшего из моды, но все еще аккуратного пальто, когда около приемной врач заметила большую фигуру.
Золотистые волосы, выбившиеся из-под сдвинутой на бок шапки, сразу выдавали ожидавшего – муж Анны. Женщине, почему-то вспомнилась история с тюльпанами. С первого взгляда было видно, супруг ее пациентки меньше всего походил на чувствительную натуру.
Зинаида Прокопьевна была уверена: «Этот человек любит Анну. Иначе, как можно объяснить сантименты с цветами? И как, после всего она, Анна, может не доверять ему?», – размышляла сама с собой, Зинаида Прокопьевна и одновременно злилась на неграмотность своих подчиненных. Доктор точно знала: в произошедшем, не было ничьей вины, но виноватой, как всегда считала себя.
«Ах, Господи, может, все из-за этих дурацких цветов?», – злилась на себя докторша, – «Или из-за того, что не сумела выполнить просьбу Анны…».