Прости, малышка...
Шрифт:
— А ты что, уже передумал? Может, собираешься слиться?
— Что за сленг? Нет, конечно. Я не меняю своих решений.
— Тогда к чему весь это разговор, я не понимаю?
Молчу. Разговаривать перехотелось. Сильнее вжимаю педаль газа в пол, скоростью стараясь снять напряжение.
Олеся прерывает молчание, убрав телефон в сумку.
— У отца во Франции открывается новый фонд. Он предлагает мне заняться им.
Охренеть.
— Ты слышишь?
— Да.
— И что ты думаешь?
Резко торможу и останавливаюсь на обочине.
— Олесь, ты серьезно?
— Да.
— Но мой бизнес в России. Как ты себе представляешь нашу совместную жизнь? Будем летать друг к другу на выходные?!
— Ты можешь попробовать себя в Европе. Чего тут ловить? Это же дыра! Тем более, эта фирма твоего отца. Давно пора начать что-то свое.
— Ты вообще понимаешь, что говоришь? Это МОЁ дело. И я ни за что не оставлю его, понятно? А вот ты можешь найти занятие по душе и здесь, рядом с будущим мужем!
Чувствую, как ярость переполняет меня.
— Я не собираюсь торчать дома и варить тебе борщи.
— О, да! Я же привязал тебя и заставляю быть домохозяйкой! Не смеши…
Выдыхаю. Олеся молчит. Включаю поворотник и выруливаю обратно на дорогу. Нужно успокоиться.
— Так ты уже все решила?
Снова молчание.
— Почему сразу не сказала?
Достаю сигарету, прикуриваю. Хотя, я никогда не курю при ней, Олеся не терпит табачный дым. Если честно, сейчас мне похуй. И она, как ни странно, ничего не говорит против.
Вот и поговорили. Обсудили, мать вашу, насущные вопросы.
Через пятнадцать минут въезжаю на парковку дома своей пока ещё невесты. Перехотелось проводить вечер в её компании, лучше напьюсь в баре или в своей квартире, но один.
— Ты не хочешь это даже обсуждать, да? — Голос у неё обиженный.
— Тут нечего обсуждать. Если ты хочешь поехать, я не буду тебя держать. Но и оставаться здесь с рогами, как у оленя не собираюсь. Потому что рано или поздно ты найдешь там себе трахаря. Реши, чего ты хочешь — быть со мной или развлекаться в Европе.
— Кто бы говорил!
Она бросает мне это со злостью, смерив презрительным взглядом, а я не узнаю себя. Еще каких-то несколько месяцев назад я думал, что эта девушка всегда будет со мной и никуда не денется. Думал, что люблю её. Думал, что мы счастливы. Как оказалось, это совсем не так.
— Знаешь что, Гаврилов, Можешь и дальше жалеть себя, лить слезы по неродному папаше, тискать малолеток и пить, как слон. Как повзрослеешь, дай мне знать.
Тут я не выдерживаю и хватаю её рукой за горло. Смотрю в глаза, и не вижу в них ничего родного, того, за что я её полюбил. Видит Бог, я никогда не причинял ей боли, лелеял, был нежным и ласковым. Но никто не смеет так со мной разговаривать, даже она. Тем более, когда я на взводе.
Олеся впивается ногтями мне в руку, и я разжимаю ладонь, отпуская её. Она откашливается и хрипит.
— Ну это уже слишком, Гаврилов! — Выплевывает она, вытирая слезы. — Тебе лечиться надо.
Она стаскивает кольцо с пальца и швыряет его на панель, а потом выскакивает из машины и громко хлопает
Вот оно.
То самое сильное чувство, которое меняет все. Которое не оставляет выбора и окрашивает все совершенно другим цветом.
Разочарование.
Мы разочаровались друг в друге. И это произошло не сейчас, не сегодня. Просто не хотели это признать. Не могли смириться. Точнее, я не мог.
Когда выруливаю на дорогу, мысли мои возвращаются к Асе. От неё никаких вестей, и это настораживает. Набираю Бизона.
— Андрей, что там у вас?
— Черт, Макс, движок заглох прямо посередь дороги. Пришлось реанимировать. Уже мчу туда. Слава на связи. Девчонка еще в квартире. Буду на месте минут через пятнадцать.
— Ладно, держи меня в курсе. И смени уже свое корыто на нормальную тачку, наконец!
Настроение уже испорчено полностью. Вдобавок, меня не оставляет какое-то неприятное ощущение, будто я что-то упускаю. Голова нещадно гудит и просит какой-нибудь разрядки. Когда добираюсь до своей квартиры и уже предвкушаю вечер в компании качественного чудодейственного алкоголя, мои планы прерывает звонок, от которого волосы точно начнут седеть.
— Босс, короче… У нас тут пиздец…
Глава 20
***
— Сергей Анатольевич, вы закончили?
Сажусь на стул, позаимствованный на кухне брата, прямо напротив его распластавшегося на диване тела.
Нет, он живее всех живых, если вы вдруг подумали… Хотя, признаюсь, руки чешутся убить эту мразь незамедлительно.
— Так, последний штрих… — Серёга, мой знакомый хирург, накладывает швы на лоб Антона, а я борюсь с желанием добавить пару несовместимых с жизнью травм к его больному черепу. — Все, Макс. Я закончил. Удар был сильный, но место удачное, так что до свадьбы заживет.
— Спасибо, дорогой. Буду должен.
Антон молчит, как партизан и морщится от боли. Чертов ублюдок. С каждой минутой все сложнее соблюдать хладнокровие.
— Итак. Я думаю, настало время нам поговорить по душам. — Делаю знак рукой, и охрана во главе с Бизоном скрываются за дверью, оставив нас наедине.
Антон молчит. Только хмыкает.
— В силу обстоятельств, должен сказать тебе, что положение твое не завидное. Кража и изнасилование — тянет на многолетнюю прогулку на нары, ты не находишь? Мои ребята тут покопались у тебя в записях с камер, нашли очень интересное кино. Где одна маленькая девочка и одна грязная сволочь играют в очень взрослую игру…
— Ты ничего не докажешь! Это проникновение на частную территорию. К тому же она совершеннолетняя.
Вот же тварь! Спокойно, Максим. Только не срывайся…
— Знаешь, не у одного тебя связи в прокуратуре. — Закуриваю сигарету, чтобы успокоить нервы. Помогает плохо. — А еще я могу показать эту запись Амалии. Думаю, ей понравится.
Лицо его вытягивается. Но наверняка думает, что я блефую.
— Мне, знаешь ли, надоело играть с тобой в разбойников. Нет, честно. Это было весело даже, до того момента, пока ты не позарился на святое.