Прости, малышка...
Шрифт:
— Не отпустишь? — В глаза.
— Нет. — Равнодушно.
В этот момент мне бы заткнуться и поесть все-таки, но вместо этого чувствую нарастающий гнев и вспоминаю все, что со мной происходило последние месяцы. Больше всего бесит то, что я не могу ничего предъявить этому ублюдку, ведь меня предупреждали обо всем, что будет, рассказали и о рисках, и о награде. Я ведь сама убежала, никто не вынуждал.
Да к черту все! Он не должен был трахать меня! В договор это не входило, и не важно, что самой мне этого очень хотелось. Если бы не эта сволочь, я не потратила бы столько нервов и сил, не чувствовала бы себя сейчас размазнёй, не желала бы одновременно
Я три месяца убеждала себя, что забуду все, как страшный сон. Что не буду хотеть, ждать и бороться с желанием увидеть его снова. До боли в висках, до искусанных губ, до истертых на нервах костяшек. Но все это — одна сторона медали.
Вторая жаждет мести. За растоптанную самооценку. За предвзятое отношение. За то, что эти миллионеры позволяют себе все, и им за это ничего не бывает. За всех девочек мира, обманутых подлыми мужиками. Но в первую очередь за себя. Мной распоряжались, как вещью. Захотел — иди в мою постель, захотел — вон к тому ублюдку. Словно я — бесхребетное существо, которым можно безоговорочно распоряжаться. Но это не так. Я буду сопротивляться, пока дышу.
Ты будешь трахать меня? — Попробуй.
Будешь унижать? — Рискни.
Станешь подавлять мою волю? — Давай.
Все, что хочешь.
Я согласна на все.
Тебе это нужно?
Я дам тебе все, что захочешь.
Но, пока дышу, пока нахожусь в сознании… Всегда…
Всегда.
Буду пытаться сбежать.
Я буду рваться на волю и искать пути.
Каждый день.
Что бы ты мне не предложил.
Как бы мне не хотелось остаться.
Только так.
Теперь только так.
Глава 24
***
Я не притрагиваюсь к еде. Резко встаю из-за стола, двигая стул со скрипом.
— Знаешь что… Иди ты на хрен, «Корлеоне»! Я не твоя вещь! — Меня охватывает истерика. — Ужин? Да подавись! — Переворачиваю тарелку с каким-то салатом. — Думаешь, можешь распоряжаться мной? Мучить? Издеваться? Насиловать? Я лучше сдохну, чем снова позволю к себе прикоснуться…
На последней фразе силы почему-то покидают меня. Я устала. Устала все время быть начеку, оглядываться, бороться с собой, с ним, со всем этим убогим миром. Я понимаю вдруг, что больше не хочу. Не могу больше терпеть молча. Не желаю подчиняться.
А мой сексуальный монстр молчит. Просто молчит и смотрит. Так, что прожигает взглядом насквозь. Испепеляет мою душу, не щадит, убивает одними глазами. Медленно, как хищный зверь, поднимается и движется в мою сторону. Мои ноги прирастают к полу. Даже когда его точеный профиль непозволительно близко, так, что я чувствую жар и невероятную сексуальную энергию, исходящую от него, пытаюсь взять себя в руки, но все здравые мысли уже где-то далеко, а я плавлюсь, как сыр… Потому что, вопреки жадному взгляду, обещающему, как минимум меня съесть, Максим неожиданно нежно прикасается тыльной стороной ладони к моей щеке. Гладит её, спускается вниз, ведет по напрягшейся шее, обводит большим пальцем ключицу, чуть сжимает плечо.
Из моих губ вырывается вздох. Больше ничего не могу произнести, а причина всех моих бессонных ночей приподнимает пальцами мой подбородок и прикасается губами к уголку рта, невесомо, едва уловимо, но это почти целомудренное движение вызывает у меня внутри такой тайфун из бабочек, что еле держусь на ногах. Словно почувствовав мою
Что я там сейчас говорила? Не позволю больше прикоснуться?
Ох… Да я умру, если он не будет прикасаться.
Если не возьмет сейчас то, что причитается только ему. То, чего я сама жажду больше всего на свете, отчетливо понимая, что именно ему можно делать со мной все, что захочет. И он это понимает. То, что может сделать это как угодно, где угодно и сколько. Но вопреки всем моим опасениям и худшим ожиданиям, мой любимый ненасытный зверь подхватывает обессиленное тело и несет куда-то, а я просто вдыхаю неповторимый запах, пытаясь запомнить, надышаться, словно пьяная, прижимаюсь к мужественной шее носом.
Где мое благоразумие? Этот человек разрушил мою и без того неприглядную жизнь, заставил жить в постоянном страхе, унижении, бесцельно проводя каждый день, чувствуя себя никчемной, пустым местом. А я тянусь к нему, как мотылек, на свою смерть, на огонь, который спалит душу дотла. От меня ничего не останется. Я это знаю.
Я умру потом.
А сейчас…
Касаюсь спиной мягкой поверхности, забываю дышать и улетаю в бескрайние просторы вселенной…
Максим
***
Некоторые свои поступки мы не можем объяснить. Не знаем причину, а может, не хотим знать. Просто делаем так, как подсказывает интуиция или обстоятельства. Все во власти случая. Все мы не застрахованы от необдуманных действий, перечеркивающих благоразумие и привычное поведение, когда просто рвется наружу какая-то неведомая дурь, непознанное чувство, неиспробованное желание. И никто не знает, чем это обернется. Иногда, от своей слабости мы теряем все. А иногда находим гораздо больше. Все во власти обстоятельств.
Но я так устал от навязанных мне стереотипов, правил и вездесущих рамок, что впервые в жизни собираюсь поступить наперекор, казалось бы, самому себе. Что я получу в итоге? Не знаю. Но это и неважно.
Я всерьез не собираюсь трахать сегодня малышку.
Я буду заниматься с ней любовью.
Это решение пришло ко мне спонтанно, после того, как она перевернула тарелки на моем столе. Может эта метафора и замылена вконец, но «она перевернула во мне все».
У меня была очень тяжелая неделя. Нужно бы поскорей снять напряжение, а я не знаю способов лучше секса. Тем более, сейчас под рукой у меня самая желанная игрушка, которая, вопреки всем ожиданиям, совсем не надоедает, скорее, наоборот, с каждым разом все больше растравляет желание ей обладать. А после долгого перерыва в нашем «общении», так сам Бог велел сгрести её в охапку и выжать все, что она может мне дать.
В принципе, на это я и рассчитывал, когда сидел в ожидании за столом, со стаканом виноградного сока, вместо привычного вискаря. Но, стоило ей только открыть рот, как все планы померкли. Вдруг стало неинтересно.
Она меня боится. Дрожит, как осиновый лист, хоть и огрызается. Пытается выглядеть смелой, но стоит коснуться её и тает, как шоколад, не может справиться с искушением… Моя маленькая кусачка.
Я только легонько коснулся её бархатной кожи, а мне окончательно расхотелось делать ей больно. По крайней мере, сегодня. Её мечущийся взгляд, тревога и желание, рвущееся наружу сквозь отрицание и сомнения, только прибавили уверенности в правильности решения.