Прости себе меня
Шрифт:
— Тебе придётся пожалеть обо всём, Егор! — произнесла осипшим голосом. Зарыдала в голос, когда почувствовала там уже не его пальцы. Прохладу. Он смочил своей слюной её половые губы. Растирая влагу гладкой головкой члена, слегка подался вперёд. В это мгновение Дани с шумом вдохнула ночной воздух и снова поднялась на мыски. Егор неторопливо заполнял её собой, наслаждаясь каждым миллиметром внутри неё. С шипением и тихим стоном. Позволял тугим стенкам обхватить ноющий стояк и, дойдя до упора, согнуться пополам в попытке прижаться грудью к её трясущейся спине...
Глава 27
Его
Тяжесть. Она была везде.
Егор всё ещё был в ней. Как и в прошлый раз. С точностью повторяя свои действия. Вышел из девушки и, кончив ей на лобок, снова вошёл. Дани чувствовала лёгкие импульсы внутри себя. Словно он раскачивался для того, что всё повторить сначала. Она вгрызалась в собственные губы, изредка открывая глаза и смотря в ночное небо над головой. Старалась не сталкиваться с ним взглядом. Куда угодно, лишь бы не видеть перед собой его. Не видеть превосходства в его глазах. Победоносной надменности, от которой её тошнило. Тошнило от Гордеева и от самой себя.
От осознания, что оказалась припёртой к стене. От собственного бессилия. От понимания, что ему ничего не стоит сломать её. Разрушить её семью. Превратить в ад не только её жизнь, но жизнь родителей. Мамы...
Он ведь уже делал это раньше. Когда выставил на всеобщее обозрение её фотографии в нижнем белье. А ведь по сравнению с тем, что он имеет сейчас, её фотографии — это просто цветочки.
— Удали видео, Егор, — с трудом произнесла просьбу и, наконец, перевела на него абсолютно опустошённый взгляд.
— М? — кажется, он не ожидал. Как-то растерянно взглянул на неё, опуская голову. Большими пальцами провёл по набухшим твёрдым соскам.
— Удали видео. Я прошу тебя, — её голос был настолько безжизненным, что у Егора свело челюсти. Где вся твоя прыть, Ксенакис?
— Я подумаю над твоей просьбой, — перехватил её лицо и с нескрываемым удовольствием прижался к сжатым губам своими. Настойчиво раздвигая их языком, но всё ещё чувствуя упрямое сопротивление, — тебе нужно будет постараться, чтобы я сделал то, о чём ты просишь, Даниэла.
Парень подался вперёд. Обхватил её за плечи и потянул девушку вниз, как бы насаживая на себя. Толкаясь глубже в неё всё ещё налитым членом. Наблюдая за тем, как Даниэла выгибается в его руках и, запрокинув голову, тихо шипит.
— Выше ноги, — командует, когда понимает, что можно ещё глубже. Понимая, что это не предел, — подними их выше, Даниэла.
Она не слушается, и он делает это сам. Обхватывает её икры и задирает ноги так, чтобы девушка могла обвить ножками его спину. Делает это немного грубо, а когда добивается желаемого, снова толкается в горячее и уже влажное лоно. Останавливается только тогда, когда лицо Даниэлы кривится от боли и девушка тихо воет, напрягая шею. Терпит. Больно.
Егор ослабляет хватку и осторожно раскачивается,
— Расслабься, — не может остановиться, — расслабься, мать твою, Ксенакис! — Гордеев приподнимается, возвышаясь над ней. Собирает с её лобка остатки своего семени и, растирая его, снова опускает пальцы вниз. Задевает клитор и массирует тот, ожидая хоть какой-то отдачи.
Идиот. На что ты надеешься вообще?!
Егор не может сдержаться и снова вновь переходит на более грубые толчки. Ускоряясь и углубляясь больше, чем стоило. Наблюдая за тем, как Дани кусает губы и сводит брови от боли. Она цепляется за его руки, и острые ноготки впиваются в кожу. Егор не чувствовал. Ни боли, ни жжения. Это было что-то другое. Несопоставимое ни с чем. Животное. Дикое.
Снова. Толчки. Резче. Ещё...
— Ссс! — зашипела, когда он толкнулся в очередной раз и, почувствовав стенку, задержался на несколько мгновений. Впитывая те ощущения, когда головка члена упирается в тот предел, от которого его крышу сносит окончательно, — мне больно, Егор!
Она распахнула глаза и уставилась на него. Не моргая. Распарывая ему грудину. Так глубоко... не он... А она.
Рваный выдох. Подался назад.
Он же говорил, что больно не будет.
А ведь она даже не сопротивляется.
Несколько секунд, которые длились целую вечность. Ей так показалось...
Егор сгрёб девушка с капота и развернувшись, сам облокотился бёдрами на автомобиль. Посадил её сверху, продолжая удерживать. Боясь, что она снова взбрыкнёт. А ведь тогда он действительно сделает ей больно.
Сделает.
И даже не опасается, что ему придётся за это ответить. Ни капли страха. Как и сомнения. Тёмная завеса перед глазами. Черная похоть и желание обладать тем, что ему априори не должно принадлежать. Это ведь Ксенакис. Та, что когда-то распорола ему брюхо. Он ведь просил её... но Даниэла предпочла сделать вид, что ничего не знает. А может, она действительно не знала? Не поняла? Но он слишком поздно это осознал. К тому времени, как эта мысль стала всё чаще посещать его голову, он уже слишком привык причинять ей боль. За свою боль. За её равнодушие.
— Сама, — прохрипел, усаживая её на себя. Обхватил ладонями бёдра, больно спиваясь длинными пальцами в ягодицы. Подтолкнул, помогая раскачаться, — двигайся... сама. Давай...
Стиснул челюсти, когда она несмело начала двигаться. Смотрел на её грудь, покачивающуюся перед лицом. Темно, мать её. Как бы ему хотелось видеть её такую при свете дня. Рассмотреть каждый изгиб. Каждую родинку. Смотреть на её грудь с темными маленькими сосками.
Приподнялся на локтях. Выше. Пока не сел и не прижал её плотнее. Быстрым движением стянул себя футболку. Рванул вырез её платья ниже и прижался грудью к её горячей коже. Словно обжигаясь. Чувствуя раскалённый шёлк, скользящий по грудной клетке.