Прости. Люблю

Ник Мэй

– Спасибо тебе, и извини, я всю твою куртку обрыдала – она провела ладошкой по его мокрому плечу. Никита чмокнул ее в макушку, пересадил на сиденье и тронулся с обочины.

– Поехали домой. Там Степка ждет. И….. забудь все плохое. Жизнь такая штука… не легкая. Осудить легко. Простить трудно – неизвестно почему, Никита вспомнил свою бурную молодость. Вроде ничего такого страшного они с Матвеем не делали, никого не убили, не разорили. Старались действовать очень аккуратно. Не считать же взятки и уход от налогов преступлением. На них даже бандиты не наезжали, потому что, они старались не высовываться, да и отец Матвея прикрывал, пока твердо не встали на ноги. А сейчас со всеми возникающими проблемами, разбирается служба безопасности. Даже наркотики не пробовали,

травку пробовал курить, да, но кроме головной боли, никакого кайфа не почувствовал. В казино он тоже деньги не спускал, жалко было, отдавать с таким трудом заработанное. А вот на постельном фронте они с другом оторвались по полной. Но и тут он не чувствовал своей вины, никого насильно не принуждал под него ложиться. «Прям весь белый и пушистый», скептически подумал Никита. Но выходило именно так. «Аж, противно, даже матом виртуозно ругаться не умею. А кто б меня научил? Бабушка? Или Матвей? Это что ж, выходит я и не мужик? Я ведь и не подрался толком ни разу. В барах несколько раз помахались по пьяни. В кино посмотришь, сплошь бруталы друг другу, рожи бьют. А мы с Матвеем как-то без этого обошлись». Никита мысленно сплюнул. «Идиот тридцатилетний, жалею, что за спиной «подвигов» нет. Как мальчишка ей Богу». Он посильнее насупил брови и сосредоточился на дороге.

Когда они добрались до дома, все уже спали, внизу горели только ночные лампы. Никита, взяв Таю на руки поднялся в спальню. Они медленно раздели друг друга, не было животной страсти, только любовь и нежность в прикосновениях, взглядах, какое-то обережение и где-то на дне взглядов страх потери. Теплая вода смыла всю гадость прошедшего дня, оставив только усталость, желание прикосновения и абсолютную схожесть чувств и ощущений. Они не стали заниматься сексом, просто прижались покрепче друг к другу и провалились в сон, правда, каждый в свой.

****

За завтраком Степка торопил Таю с Ником, чтобы поскорее пойти к Гордеевым.

– Мы вцела такого свегоника сделали! – захлебывался он в восторге.

– Снеговика? И с кем строили?

– С дядей и с Витой – выпалил он.

– А дядю как зовут? – спросил Ник. Степка напрягся.

– Тея? – и вопросительно посмотрел на Ника, правильно ли он произнес имя нового друга.

– Матвей – внятно произнес Ник

– Мат-вей – гордо произнес Степан – павильно?

– Мо-ло-дец! А теперь скажи: сне-го-вик.

– Све-го-ник! Павильно? –

– Ээээ – закашлялся Никита - почти. Ты все доел? Иди, одевайся, и пойдем в гости.

У Гордеевых был полный дурдом. Собаки лаяли при виде гостей, попугай тоже лаял, дети визжали. Матвей с няней пытались всех успокоить. Степан, пыхтя, стал раздеваться сам. Ник помогал раздеваться Тае. Спустилась Вита. Наконец все успокоились, только попугай, ходил по спинке дивана и предлагал

– Давайте познакомимся. Кирилл. А вас как зовут? Давайте познакомимся – Тая оторопела, и оглядываясь на ухмыляющегося Никиту произнесла

– Таисия

– Кирилл – Вита перебила его.

– Кирилл, иди к деточкам любимым, присмотри за ними.

– Дура баба. Совесть имей. Совсем обнаглела.

– Кирилл, ты что говоришь? – оторопело произнесла Вита – Матвей, что случилось?

– Ну как тебе сказать… Бойцы – он кивнул в сторону манежа – выдрали у него перо из хвоста.

– Кирюша, прости их. Они маленькие – заискивающе заворковала Вита. Кирилл захохотал, взлетел со спинки дивана и приземлился на комод. Боксеры терпеливо ждали, когда наконец и им уделят внимание. Тая присела на корточки.

– Давайте и с вами знакомиться – она протянула руку. Одна из собак протянула лапу.

– Дези – представилась за собаку Вита.

– Николь – произнесла она же, когда протянула лапу другая собака – обе боксерки. Подруга в вет. клинике работает, вот и подогнала, сначала одну, а потом для компании и другую. Но они такие классные. Мы их очень любим. Еще где-то здесь кот бродит, Фантик. Вот и вся наша семья – Тая поднялась с корточек.

– Здоровская семья. Я всю жизнь хотела животных, но у мамы аллергия

была, поэтому все так и осталось мечтой – девушка вздохнула – да и в городе тяжело держать собаку, а кошек я как-то побаиваюсь. Они как инопланетяне, непонятные.

– Очень понятные. Правда, Фантика мы кастрировали. Наш грех. Но я не выдержала бы его мартовских заскоков, да и метят они свою территорию очень вонюче. – Девушки прошли в зал и присоединились к мужчинам. Малышня резвилась в манеже под присмотром няни и Кирилла. Боксерки устроились в ногах Виты. Матвей разжигал камин. Никита перехватил Таю и посадил к себе на колени. «Как же сказочно хорошо» подумала Тая «так не бывает. Или бывает совсем не долго». Потом посмотрела на Матвея, на Виту, на копошащихся в манеже детей «а как же они? Ведь они счастливы. И мы сможем, чем мы хуже?» она прислонилась к плечу Ника и засмотрелась на разгорающийся в камине огонь. «Я буду очень стараться, чтобы и наш огонь горел всегда» подумала она высокопарно и хмыкнула, удобней устраиваясь в кольце рук парня.

Планы на Новый год были тривиальными. Но если всем было хорошо в компании друг друга, то и тривиальные планы превращались в классные. А что плохого в катании на санках, в фейерверках, в звоне бокалов под бой курантов, даже в тазике оливье и холодце? А подарки под елкой? Степка в первый раз испытает это счастье. Яр с Владой, тоже получат подарки, но вряд ли смогут их оценить, еще слишком маленькие для этого.

Новый год прошел, как и планировали, отлично. Они даже устроили поход на лыжах вокруг коттеджей, привалом. На привале разожгли костер, жарили хлеб и сосиски на палочках, вымазались в саже и довольные вернулись домой. Степка с восторгом рассказывал Татьяне Ивановне, как они здорово приваливались. Никита с Матвеем научили Виту с Таей играть в карты в козла и девушки так увлеклись игрой, играя пара на пару с мужчинами, что вечера превратились в настоящие карточные баталии. Ночные баталии тоже имели место, только они проходили за закрытыми дверями спален и пары были совсем другие, чем в карточной игре.

Тая все праздники гнала от себя мысли о полученной от Вадима информации и вспомнила о ней, только когда они возвращались в Москву. На душе стало неуютно. Очень не хотелось возвращаться из сказки в реальность, но и закрывать глаза на трудности Тая не привыкла. Дома было как-то неуютно, пыльно, пришлось какое-то время привыкать и обживать родное пространство. Уже вечером, когда Степка уже спал, Тая достала альбомы с фотографиями, которые собирала мама, и расположилась на диване. Было странно перебирать эти прямоугольнички, запечатлевшие моменты их жизни. Тая пыталась вспомнить, где и когда была сделана та или иная фотография, пыталась всколыхнуть в себе какие-то чувства, но кроме печали и грусти не испытывала ничего. Она не понимала людей увешивающих стены фотографиями, как-будто они выставляли на показ свою личную жизнь. Или старались убедить себя в том, какая у них замечательная семья. В руках у нее оказалась фотография Егора и Алины. Они были сфотографированы на фоне деревенского дома. На их лицах уже были видны следы постоянных возлияний. Оба худые до синевы, с натянутыми улыбками. Когда это мама их сфотографировала? Почему у них все так через задницу получилось? Из раздумий ее выдернул Никита, вышедший из ванной и присевший рядом с Таей.

– Это Егор с женой? – спросил он и протянул руку. Тая передала ему карточку.

– Да, это брат с Алиной – Тая вздохнула – я обещала все рассказать, что узнала от Вадима, очень не хочется поднимать эту муть, но я не хочу что-то скрывать от тебя. Егор узнал, что не может иметь детей….. – и Тая, преодолевая внутреннее сопротивление, передала Никите весь разговор с художником. По мере того, как перед Ником вставала картина морального падения Таиного брата, в его голове начал складываться пазл, в котором практически все части встали на свои места, вот только как об этом рассказать Тае. С другой стороны, она ничего не скрывала от него, и если он хочет и дальше пользоваться ее доверием, ему тоже придется признаться в своих неблаговидных поступках.