Прости. Забудь. Прощай
Шрифт:
— Это не самая страшная проблема, доктор.
— ?
— Она не хочет жить.
— Не ново… Так бы сразу и говорили: ваш, Сергей Иванович, профиль.
— Мне поэтому и посоветовали обратиться именно к вам. Мы уже все
пробовали. Если не поможете, моя дочь…
— Скажу сразу: не могу гарантировать 100 процентов успеха. Методи-ка хоть и успешно применяется уже несколько лет, но предусмотреть реакциюкаждого индивидуума, простите, невозможно. Восстановительный период тоже будет нелегким.
—
День опять начался с отставленной в сторону тарелки. Над нетронуты-ми фруктами резвились мошки.
— Уберите. Я не буду.
Санитарка, которая мыла полы в палате, сказала в сердцах:
— Уморишь ведь себя. Нельзя так!
Лариса вздохнула и с притворным ужасом спросила:
— Насмерть???
Дверь открылась, и вошел главный врач.
— Как вы себя чувствуете?
— Хуже, чем баклажан, но лучше, чем кабачок. Хотя больше похожа на
брюссельскую капусту. Зачем вы спрашиваете? Знаете, что отсюда я уже не выйду. Попробуете силой кормить или через какие-то трубочки — выброшусь из окна. Вы каждый раз вздрагиваете, снимая бинты, а хотите, чтобы я поверила, что выгляжу сногсшибательно. Вообще-то, правда ваша. Редко кто, увидев, устоит на ногах! Скажете: живут люди еще и с худшими уродствами? Скажете ведь!!! А разве может быть что-то хуже, чем 27-летняя женщина, у которой вместо лица кусок мяса, встретившийся на скорости 80 км/ч с лобовым стеклом!!! Может? Может? Может?!!!
— Ниночка! Укол быстро! Я помогу.
Пелена спадала с глаз. Сознание медленно выныривало на поверхность. Сначала появилась способность различать предметы, а через несколько секунд — и звуки. Так просыпаются с заложенными ушами в полутемном само-лете, летящем много часов высоко над облаками.
У входной двери, прислушиваясь к звукам снаружи, опять стоял вче-рашний посетитель.
— Все прячетесь?
— А! Цветочек! Здравствуйте! Извините, я думал, вы спите. Позиция у
вас уж больно стратегическая. И видно все отсюда и слышно хорошо.
— Как сестра?
— До сих пор в интенсивной терапии. Поэтому и не пускает доктор. Ин-фекции боится. Строго здесь. Не то, что в обычных госпиталях.
— Я ничего в этом не понимаю. Меня привез отец.
Мужчина, казалось, слушал только то, что происходило по другую сторону дверей.
— Нет. Еще там…
— А что произошло с вашей сестрой?
— Автомобильная катастрофа. Какая-то блондинка врезалась в нее на перекрестке. Обе машины в стружку! Мне сказали, что это лучшая клиника ли-цевой хирургии и реабилитации в стране. Сестра у меня тоже одна… Я тут опять с вами посижу несколько минут. Не прогоните?
Прошло уже не меньше часа, а беседа все продолжалась.
— Я ведь еще с института мечтала о серьезном восхождении, — говорила Лариса. — Готовилась, тренировалась. Вы так интересно рассказываете, Геннадий! Как будто побывала с вашей группой на Памире! Самой-то уже не
придется, никогда…
— Правильно! Я бы лично вас с собой не взял.
— Это еще почему? — искренне удивилась Лариса.
— Потому что идешь только с теми, на кого можешь положиться. Кто, заболев, старается помочь здоровым. Кто не оставит друга, даже если сам еле-еле ползет! Знаю, вам плохо. Но вы живы, значит, полпути до вершины уже пройдено! Вот она, рядом… А вы: «Оставьте меня здесь…. я больше не могу…»
Лариса улыбнулась:
— Вот уж действительно нарисовали портрет. Я бы и сама с такой не
пошла. Давайте по яблочку?
Каждый раз, приходя к сестре, которую перевели из интенсивной к ста-бильным, Геннадий навещал Ларису. Он оказался настолько необычным человеком, что девушка не сводила с него глаз и могла слушать часами, если бы… они у них были. С ее головы сняли бинты, и девушка сразу привела свои от-росшие светлые кудри в порядок. Нижнюю часть лица закрывала теперь только марлевая повязка.
Появление Геннадия пробудило не только интерес к жизни, но и при-несло неиспытанное ранее волнение. Она томилась ожиданием его прихода и грустила, когда он задерживался. Ощущения были новые, но инстинктивно и безошибочно узнаваемые любой женской душой. Признаки казались такими же бесспорными, как тяга к соленым огурчикам через месяц после свадьбы.
Девушка и без всяких признаков понимала, что влюбилась в этого человека без памяти.
— Ты, правда, Аленький Цветочек… Добрая, нежная…
Они сидели рядом, взявшись за руки.
Лариса осторожно дотронулась ладонью до его губ.
— Молчи…
Потом бережно, еле касаясь, провела по его волосам и лицу… Он
взял ее тонкие, почти детские дрожащие пальцы и нежно поцеловал. Лариса со счастливой улыбкой закрыла глаза и прижала его голову к своей груди.
— Сергей Иванович! Я готова к серии лицевых операций, о которых Вы
говорили, — заявила Лариса, как только главврач переступил порог палаты.
— Не так это просто теперь, Ларочка, — сказал доктор, устраиваясь на
стуле рядом с ней. — Вы изнурили себя голодовкой и совершенно не подготов-лены к предстоящим испытаниям: как физическим, так и эмоциональным. Но если действительно серьезно решили, то…
Лариса схватила его за руку:
— Очень серьезно, очень!
— Значит, будем работать вместе!
— Гена! Почему у тебя нет жены?
— Это сложно, Лара! Я уже говорил, что…
Геннадий помолчал.
— Что у меня… мужская работа.
— Да, я помню. Точки горячие и еще что-то.
— Вот из-за этого «еще что-то» я не могу иметь семью. Я не принадлежу