Прости. Забудь. Прощай
Шрифт:
Перед глазами проплыли мрачными эпизодами… и пьяная смерть, и
черная пустая лента жизни. Ощущения любви и пережитого жгучего стыда были
такими острыми и яркими, что он опять закрыл глаза, пытаясь задержать их
хоть на мгновение. Первое окутывало ласковым облаком, второе выкручивало
совесть так же безжалостно, как моряк постиранную тельняшку… Оба для него
были новыми. Что делать? Как изменить свою жизнь? С чего начать?
Тут он вспомнил, что нет больших и маленьких дел,
93
МАленькАя рАзбойницА
Реальная история, которая еще не закончилась
Борис сидел на скамейке в сквере и покачивался из стороны в сторону, как от нестерпимой зубной боли. На любом человеческом языке вид взрослого
мужчины, обхватившего голову обеими руками и едва сдерживающего слезы, означает SOS, но… люди безразлично проходили мимо.
Только голодная дворняга осторожно поморгала рядом с минуту, но потом, повиляв хвостом, как бы извиняясь, тоже прошлепала дальше. Она знала, что кормят тогда, когда веселятся, а здесь делать нечего.
У Бориса случилось несчастье — украли бумажник. Как человек опытный в вопросах жизни в большом городе, крупных денег он с собой попусту не
носил. Не потеря незначительной суммы огорчила до боли в сердце. В кармашке
бумажника лежала единственная фотография матери, которую она отдала сыну
перед отъездом к мужу в Америку. На ней мама была молодой и красивой. Борис
много раз собирался навестить ее, но всегда находились дела, непредвиденные
расходы, и поездка в очередной раз откладывалась. До самой маминой смерти.
Нестерпимо захотелось поделиться своим горем с кем-нибудь. Был
только один человек, который мог понять его в этот момент — бывшая жена Алла.
— Да, Алка! Представляешь! Черт с ними, с деньгами! Мамина фотография, единственная. Она фотографироваться не любила, ты знаешь. Только если
со мной. И все, что было в альбоме, забрала, когда уезжала. Да, все до единой.
Ладно, постараюсь! Можно я тебе еще сегодня позвоню? Спасибо. Пока!
— Чего случилось-то?
Борис поднял голову и увидел прямо перед собой несуразно и грязно
одетую фигурку маленькой девочки.
Недовольно подумал:
— Сейчас милостыню просить будет!
Откинулся назад и закрыл глаза.
— Дядь! Потерял что, или украли? — услышал он все тот же тонкий голосок.
Не отвечая, Борис вздохнул, вытащил из кармана телефон и стал сра-жаться в «змейку». Эта игра всегда успокаивала его и отвлекала.
— А в каком районе украли-то? — опять услышал он.
Беспризорных и попрошаек Борис не любил. Их по городу развелось
столько, что шаг ступишь, а кто-то у тебя уже что-то просит: или афганец, или
старушка, или дети разных возрастов, не говоря о цыганятах.
— Отвяжись! Ты разве не знаешь, что подслушивать чужие разговоры
нехорошо.
94
— Ха, подслушивать! Орешь на весь парк! Значит, так. Сиди здесь и
никуда не уходи. Сиди здесь, понял? Я сейчас вернусь.
Борис даже не поднял головы. Только услышал, как зашлепали вьет-намки по пяткам убегающего ребенка. Сколько он сидел на скамейке, играя?
Сигареты две, наверно, но девчонка действительно вернулась. Не одна. Рядом
с ней, запыхавшись, стояли, глядя на Бориса, трое мальчишек лет пяти-шести.
— Этот?
Чумазый светловолосый пацаненок покрутил в руке потертый бумажник так, как делают это на улице продавцы штучного товара, чтобы привлечь
внимание прохожих.
— Твой? — переспросил он.
Борис сразу узнал свою вещь и протянул к ней руку. Команда «тиму-ровцев» немедленно отскочила назад. Мальчишка, смеясь, кинул Борису бумажник со словами:
— Забирай. А про денежку забудь.
Фотография была на месте. Борис радостно вздохнул, улыбнулся и с
интересом начал разглядывать стоящих перед ним на безопасном расстоянии, по их представлению, детей.
Предводительнице, а это угадывалось по тому, как беспрекословно
подчинялись ей остальные, было лет 8–9, не больше. Настоящая проволочка, а не фигурка. Ее худоба еще больше подчеркивалась огромными синими спор-тивными штанами, обрезанными у колен, и мужской рубашкой, которая смотре-лась на ней скорее как пальто, надетое поверх серой, не видевшей стирки май-ки. Шлепки на ее ногах явно принадлежали раньше дюжему мужику. Их размер
не мешал девочке постоянно находиться в движении. Она непрерывно жести-кулировала и что-то шепотом говорила внимательно слушающим ее ребятам.
Пацанята были одеты в подобия шортиков, сделанные из обрезанных мужских
брюк, и заляпанные краской, завязанные на пузах футболки. На ногах ничего.
Ходить они, похоже, не умели. Только бегать. По сигналу своей начальницы
мальчишки повернулись и засверкали пятками по дорожке парка.
Девочка, видя, что мужчина доволен и не сердится, подошла ближе.
— Ну что! Благодарить будешь?
— Так вы же уже себя сами отблагодарили!
Девочка по-взрослому рассмеялась:
— А ты ничего! Я серьезно! Дай что-нибудь.
— У меня с собой, сама знаешь, только пустой кошелек.
— Ладно! Когда в следующий раз появишься в центре, мне пацаны доложат, и я тебя найду. Бывай, и своим… этим… не щелкай!
95
Малышка развернулась и побежала, переваливаясь с ноги на ногу, стуча шлепанцами по пыльной дорожке парка. Рубашка шлейфом раздувалась за