Простить нельзя помиловать
Шрифт:
– Не надо – что?
– Снова поднимать эту историю не надо. Там ведь тогда Петрович был немного замазан.
– И что? – Она пристроила зад на краю стола. – Он был ни при чем, и я…
– Ты забыла, как его таскали? Как мотали ему нервы и довели до инсульта?
– Ай, брось! – поморщилась Алла. – Инсульт у него случился от водки. И от того, что таблетки пил вместе с водкой.
– От какой водки, Алла? Он не пил совсем. Он же за рулем почти сутками был. Когда? – Тимур с осуждением смотрел на нее, как будто видел впервые. – У него же здоровья и времени
– Значит, находил время, – фыркнула она, сощурившись. – Я сама у него в машине водку видела. И не раз. Значит, пил.
– А то, что он эту водку держал для пассажиров, которые в магазин за ней опоздали, тебе в голову не приходило? – он криво ухмыльнулся. – Я, признаюсь, тоже так делаю. И многие ребята. Надо же зарабатывать.
– Ух ты! – ошалело поводила она глазами. – А где же твои заработки были все это время, Тима? За мой счет жил, а… А, поняла! На букетики Клавке все спускал? На подарки ей? У, змей! Уходи! И нечего меня тут уговаривать!
– Зря ты так, Алла. – Он повернулся к ней спиной, взялся за дверную ручку. – Все ребята против того, чтобы ты снова Петровича замазывала. Он только на ноги встал. Слесарем переоформился. Сейчас снова начнут его трепать, с работы уволят. Зря ты. Коллектив не поймет.
– Коллектив – это кто? Клавка твоя сухожопая? – прошипела она ему в спину.
Тимур, не поворачиваясь, вышел. Дверь закрыл тихо, плотно. А Алла, вернувшись за свой стол, вдруг расплакалась.
Все, это конец, поняла она. Он ее списал. Бросил. И врать ей теперь ему даже невмоготу.
– Сволочь! Все сволочи! – шептала она, глотая слезы. – Я вам всем еще покажу! Вы еще обо мне услышите! Вот я вам…
Глава 8
Звягин стоял у кабинетного зеркала, отколотого вверху слева в форме треугольника. Кто отколол, почему, куда делся осколок – он не знал. Когда он вселился в этот кабинет, этот дефект уже был. И он, каждый раз глядя на себя в разбитое зеркало, думал, что это плохая примета. Что давно пора его снять со стены возле двери. И повесить другое. Не так уж и дорого. Мог бы средства и из собственного кармана достать. Но все что-то мешало и мешало. И благие намерения вспоминались, лишь когда он глядел на свое отражение и досадливо понимал, что его ауре в один прекрасный момент может настать конец. Она истончится, превратится в выжженное поле.
Подполковник со вздохом отошел от зеркала, сел за стол и невесело усмехнулся.
Если бы кто-то прочел его мысли, счел бы язычником. И точно не доверил бы ни одного серьезного расследования. И воспитание детей и внуков. Потому что верить в приметы, нашептанные бабушками, неправильно.
Звягин взглядом поймал в окне медленно плывущее облако. И оно ему тут же напомнило надгробие. С крестом! Он даже поплевал через левое плечо три раза, настолько поразительным было сходство. Хорошо, что в кабинете сидел один. Хромов с утра отправился в парк, где работал таксист, последним видевший Марию Белозерову в живых. Хромову не терпелось еще раз допросить Климова.
Звягин не верил в эту затею. Вон у него в папке с делом целая стопка показаний этого таксиста. Они его три с лишним года назад без конца на допрос дергали. У мужика потом даже проблемы со здоровьем начались. И его адвокат, которого тому пришлось нанять, недвусмысленно дал понять: если не отстанут от несчастного, пусть ждут прокурорской проверки.
Он осторожно потрогал лысину. Расправил редкие волосы. Показалось, что не так. Влез в верхний ящик стола, достал редкий гребень и провел им по волосам. И снова глянул за окно.
Гадкое облако, словно насмехаясь, остановилось, повиснув в оконном проеме все тем же погребальным объектом.
– Добра не жди, – скрипучим голосом произнес Звягин.
И даже вздрогнул от телефонного звонка на мобильный.
– Да, старлей, докладывай. Что у тебя нового?
И Хромов в ответ так тяжело вздохнул, что подполковник тут же понял: все его предчувствия, которые кто-то счел бы язычеством, кажется, начинают сбываться.
– Ну!
– Я к диспетчеру сразу пошел, товарищ подполковник, – начал словно нехотя Хромов. – Иванова Алла Ивановна.
Звягин мгновенно вспомнил неприятную особу в ярких трикотажных кофтах, неприлично обтягивающих ее пышное тело. Все она что-то недоговаривала. Все что-то темнила. Будто и знала что-то. И говорить не хотела. И даже угрозы на нее не действовали.
– Так что Алла Ивановна? – поторопил Хромова Звягин. – Что-то новое сообщила тебе?
– Нет, не сообщила. Нет ее на работе. Хотя сегодня специально подменилась с напарницей, чтобы в день выйти. Утром водители на смену явились, а ее нет. Сменщица ноет, что ей домой пора, что она устала. Ивановой звонят, а ее телефон вне зоны.
– А ты чего так озаботился, не пойму? – разозлился ни с чего Звягин. – Что ей прогул поставят?
– Никак нет, товарищ подполковник. Не в прогуле проблема. Дело в том, что Иванова видела на днях репортаж по телевидению о найденном на берегу залива трупе. Ну и… – Хромов ответил кому-то в грубой форме, что занят. И продолжил: – И собиралась продать какие-то сведения на телевидение.
– О как! Это тебе телевизионщики сообщили?
– Никак нет. Кое-кто из ее коллег. Алла, мол, хвасталась, что кое-что знает. Что кое-что в свое время не сообщила полиции. Потом забыла. А теперь вдруг вспомнила и решила подзаработать.
– И сразу после этого не явилась на работу? Разбогатела, что ли?
Он старательно отметал очевидное, принявшееся стучаться в его мозг. Не смотрел в окно, где над ним скалилось мерзкое облако. Не косился в сторону отколотого зеркала.
Это все предрассудки. Все его предчувствия – это старость и глупость.
– Я не знаю, товарищ подполковник. Может, съездить к ней на адрес?
– А чья это земля? – вдруг решил повредничать Звягин. – Наша? Нет?
Хромов назвал адрес Ивановой, и оказалось, что район в их юрисдикции. И хочешь не хочешь, а придется разбираться, если вдруг что.