PRосто быть богом: ВВП
Шрифт:
Вскоре участки опустели. Лишь одна председательша избирательной комиссии никак не хотела уходить.
— Поймите, это моя зона ответственности, — пыталась втолковывать она лейтенанту–сапёру. Огромная немецкая овчарка лейтенанта зарычала.
— Фу, Рекс, — сдержал собаку лейтенант. — Послушайте, дама, — он вежливо окинул взглядом раскрасневшуюся женщину, — У вас дети есть?
— Двое, — растерянно ответила председательша.
— У нас в стране и так много сирот, — проникновенно сообщил лейтенант, —
Ответственная председательша вздохнула и сопровождаемая внимательным взглядом жёлтых Рексовых глаз, покинула, наконец, помещение.
— Работаем, — приказал собаке лейтенант. — Дьяков, урны выносим — на полигон. Давай, давай, время!
У заднего крыльца школы, вдали от шумящей у центрального входа толпы, сапёры осторожно, одну за одной, выносили прозрачные избирательные урны, наполовину наполненные бюллетенями.
Волеизъявление народа погрузили в бронированную инкассаторскую машину с синей полосой вдоль борта.
От всех пяти объектов машины с урнами отъехали практически одновременно. В помещениях школ служивые с собаками тщательно искали, прочёсывали каждый уголок, толком не зная, что именно должны найти.
Зря Вован так волновался. Народ толпился за оцеплением около бывшей мужской гимназии и не думал расходиться. Именно теперь, когда их так бесцеремонно выставили, всем захотелось проголосовать непременно.
— За людей нас не считают, — горячо втолковывала маленькой старушке тощая дама в очках. — Мы для них быдло, а не люди!
— Не любишь? Что не любишь, дочка? — волновалась глухая старушка.
— Не люблю, когда за меня хотят решать! Я — человек, а не электорат!
Старушка ошарашено хлопала глазами. Кто рад? Чему рад? Она ничего не понимала.
В жужжащей, возбуждённо переговаривающейся толпе появились ромашки. Их раздавали серьёзные мужчины и женщины с озабоченными, преисполненными собственной значимости лицами.
Ромашки передавали из рук в руки. Они реяли поверх голов словно маленькие солнца.
Братья Суховы явились на пару. Просторный мэрский кабинет, едва они вошли, словно уменьшился в размерах. Эти двое явно занимали в мире слишком много места. Ольга сразу почувствовала в братском визите какой–то подвох и привычно первой перешла в наступление:
— Помирились, что ли, братцы?
— С тобой — помиришься! — довольно мрачно ответил Вася. И совсем неясно было — обвинял он Ольгу или так своеобразно благодарил.
— То–то люди сказывают, — переводя взгляд с одного на другого, не отставала Ольга, — как Витя Сухов под гимн на коне гарцевал. Или это у вас теперь такая общая колыбельная?
— Давно забыто, — демонстративно махнул рукой Вася. — Есть
Витя, между тем, внимательным хозяйским взглядом осматривал кабинет. И многое ему тут, похоже, не нравилось. Что он и подтвердил достаточно безапелляционно:
— Это мы, конечно, первым делом уберём! — указал он на застеклённый шкафчик, заполненный кубками и прочими спортивными наградами Жарского, заработанными ещё в бытность того милиционером. — Мебель потом тоже поменяем. И ковёр. Ненавижу красный цвет. Да и люстра! Никуда не годится. Такие в борделях вешают, а не в присутственных местах!
— А ты не торопишься, Витя? — Ольга начинала раздражаться по–настоящему.
— Вопрос нескольких часов! — уверенно расплылся в улыбке старший Сухов.
— А ты что не присоединяешься? — набросилась Ольга на Васю.
— А мне всё равно, — пожал тот плечами. — Я вообще привык к аскезе.
— Ну, знаете! — голос Ольги почти дрожал от крайнего возмущения. — Сговорились? Да? Ну, выкладывайте, что вам от меня надо? А то у меня других дел много.
— А глазки–то посерели! — обернулся Витя к брату. — Значит — злимся!
— Дел у тебя сейчас, Оля, никаких особых нет. Так что потерпи немного. Тебе, — подчеркнул Вася, — ничего не грозит. Разве что так, некоторое разочарование. Но поверь мне, это совсем не больно.
Теперь Ольга уже и впрямь ничего не понимала. Она вышла из–за стола, заняла выигрышную позицию напротив окна и тоном строгой школьной учительницы подвела черту:
— Я вас внимательно слушаю.
— Будешь нашим секундантом, — объяснил Вася. — Или кто там теребит в руках нити наших судеб? Беспрекословные Мойры?
— Бросай кости! — Витя на открытой ладони протянул Ольге два игральных кубика.
Она вполне автоматически взяла у него белые кубики с черными точками на гранях и очень внимательно посмотрела на братьев. Возникало опасное ощущение, что они вовсе не шутят.
— Достоевщина, право, какая–то! — она попыталась улыбнуться, но как–то вышло оно не слишком.
— А я и говорю — хватит, Оля, мужиков разводить! — казалось, Витя уже на грани истерики. — Пора и по счетам отвечать!
— Да делайте, что хотите! — Ольга бросила кости на подоконник.
Все трое склонились с интересом, едва не соприкоснувшись лбами. Выпало «три» и «три».
— Итого — шесть. Раз… — Витя начал считать с себя. А жребий пал на Васю.
Дальше всё произошло настолько стремительно, что Ольга толком даже испугаться не успела. Вася выхватил из–за пояса чёрный воронёный пистолет и приставил его прямо к сердцу. Не медля ни секунды, нажал курок. Звук выстрела был негромкий, будто произошла осечка. Но на белой Васиной рубашке стало быстро расплываться кровавое пятно.