PRосто быть богом: ВВП
Шрифт:
— По–зор! По–зор!
Отдельные, хорошо поставленные голоса, расставляли нужные акценты:
— Они уничтожили урны!
— Им плевать на мнение народа!
— Нас обманули!
Сейчас, в упоении борьбы, Зайцев уже не жалел о тех фантастических суммах, что запросили за работу актёры областного театра. Свой хлебушек с красной икрой они отрабатывали по полной программе.
«Лёвомобиль» коротко бибикнул. По этому сигналу тотчас подскочил главный клакер, изрядно помятый в неравных боях с алкоголем, бывший герой–любовник:
— На приступ? —
— Люди — да. А вы с ребятами — к заднему крыльцу. Всех выпускать, никого не впускать! — распорядился Зайцев.
Спустя минуту люди уже прорвали оцепление и пытались вломиться в закрытые двери школы. В первых рядах наблюдались и члены избирательных комиссий. Не от революционного пыла — они спешили на свои рабочие места.
Ромашки, отброшенные за ненадобностью, жалобно скрипели под ногами нападающих.
Группа крепких мужиков охраняла подходы и подъезды к чёрному входу.
Зайцев набрал Дятлова:
— Контролируем ситуацию. Выпускай. И — готовь кровь.
Ромашковая революция только начиналась. Правое дело требовало более солидных аргументов, чем лютики–ромашки. Зайцев дрожал от предвкушения. Сейчас, сейчас люди увидят, что их и впрямь разводят как лохов. А когда кровь закипает в жилах, она обязана пролиться!
— Ситуация выходит из–под контроля, — подытожил Генералов и кивнул Виктории.
Та понимающе кивнула и, нажав два раза на кнопки, протянула Генералову свой телефон:
— Похоже, малыш доигрался. Да, Мышкин?
Наряженный в честь выборов в красную попонку, Мышкин спал у Вики на коленях. Натерпевшись за день, он даже ресницей не шевельнул в ответ.
Они сидели в штабе перед пятью плазменными панелями, которые хозяйственный Палыч удобно развесил на стене. На каждой из панелей в режиме он–лайн шла картинка с театра военных действий, от каждой из пяти школ.
Самой напряжённой казалась ситуация у бывшей мужской гимназии, школы N1. И это было понятно. Именно там находился главный зачинщик беспорядков — Лев Зайцев.
Люди с печатью экстаза на лицах осаждали парадный вход. Мужики уже тащили не то бревно, не то фонарный столб. В общем, какое–то устрашающего вида орудие, пригодное к вышибанию самой добротной двери.
— Вик, зацени! — заорал в ухо Генералову именно Зайцев. — Штурм Зимнего–два!
— Это Генералов. Уйми своих опричников! — жестко оборвал его восторги Паша.
— Но…
— Никаких но. Революция проектом не предусмотрена. Премии лишу, понял, Лёва?
Зайцев нажал на кнопку сброса так сильно, что чуть не раздавил телефон. Но — делать нечего — и он набрал Дятлова:
— Отбой по всем фронтам. Немедленно.
— Слушаюсь, — ответил Дятлов. — А кровь?
— Без надобности! — обречённо отрезал Лёва.
Лев Зайцев, вдохновитель и тайный идеолог ромашковой революции, с чувством глубокого сожаления смотрел, как люди, повинуясь приказам неформальных вожаков, отступают от дверей школы, как восстанавливается линия оцепления, как горы затоптанных
Но ничего, он ещё поборется! Сейчас, с минуты на минуту откроют участки, и выяснится, что урны–то — тю–тю! А это означает: перевыборы. Что, в свою очередь обещает новый проект, новый бюджет. Ну, и все прочие финансовые прелести. Суточные, командировочные, непредвиденные…
Йес! В школьной двери нарисовались силуэты милиционеров. Кажется, открывают!
Дятлов пересчитал бутылки с кровью в третий раз. По–прежнему одной не хватало.
Эту итальянскую бутафорскую кровь он выписывал через Москву и обошлась она ой как недёшево. Зато кровь пахла не химией, а реальной органикой и даже умела сворачиваться.
Когда канистру доставили, Дятлов лично разлил содержимое на девять бутылок и поставил в нижнее отделение сейфа. Ключ от сейфа был только у него и у Зайцева. Ну, и у Василия Ивановича, конечно. И вот теперь — восемь. Ребёнку ясно, одной бутылки не хватает.
Дятлов вспомнил последние штабные посиделки. Пили вино красное, разливное, точно в таких же баклажках… Нет, выпить точно не могли… Если бы сначала пили водку, тогда ещё туда–сюда, а после вина настолько крышу снести не могло.
Ладно, придётся продать киношникам то, что осталось. Тоже неплохая сумма вырисовывается.
Вот ведь как получается, — философски думал Дятлов, запирая сейф, — в любой революции, даже несостоявшейся, без жертв не обойтись.
Тяжёлые дубовые двери школы N1, бывшей мужской гимназии, открылись, и на школьное крыльцо вышел подполковник Семёнов. Он жестом успокоил чутко заколыхавшуюся толпу и объявил в матюгальник:
— Внимание! Помещение проверено и опасности не представляет.
— Ура! — фальцетом выкрикнул из толпы Вован.
— Попрошу всех оставаться на своих местах до особого объявления. Первыми прошу подготовиться членов избирательных комиссий.
В народе началось шевеление. Истосковавшиеся по рабочим местам и оставленным бутербродам члены избиркомов и наблюдатели протискивались в первые ряды. Более всего их сейчас волновала судьба избирательных урн.
Сколько предположений по поводу происходящего было высказано и тут же обсуждено! Но самой распространённой все же оставалась версия о том, что урны с участков исчезли. Ромашек не было, но ромашковый дух всё ещё витал над толпой.
Здание оперативно покидали милиционеры, сапёры и собаки.
— Проходим по одному, без паники, — наконец распорядился Семёнов.
Председательша участковой комиссии, мать двоих детей, одной из первых вбежала в покинутый не по доброй воле участок. Тяжело дыша, она остановилась на пороге актового зала.
Всё было, как и прежде: столы с разложенными списками и пачками чистых бюллетеней. Плакаты кандидатов на стене. И — урны! Прозрачные урны, наполненные бюллетенями, как ни в чём ни бывало, стояли на прежних местах. Даже обидно, честное слово!