Просто друг?..
Шрифт:
К ним уже начали подкатывать слёзы боли и отчаяния. Нуждалась ли она сейчас в Учихе?
Очень.
— Ничего, — хмыкнул Саске, закатив глаза. — История повторяется. Ностальгия такая.
Сакура прекрасно понимала, что он имеет в виду, но разве ей от этого легче? Наоборот, только тяжелее переживать всё происходящее сейчас, когда он так говорит и вспоминает события, произошедшие десять лет назад. Как бы она не хотела о них думать, как бы она не преграждала все пути воспоминаниям, назойливо проникающим в её голову, как бы она не хотела тревожить прошлое, всё это вскрывало старую, давно забытую, но так и не залеченную рану.
Девушка подорвалась с места, одним только этим резвым, быстрым и неукротимым движением показав, что не собирается отвечать на его реплику. Попросту нечего — лучше промолчать, чем бросить в ответ нечто обидное. Из-за этого — Сакура знала не понаслышке — разразится немыслимый скандал, а она так не хотела ругаться с ним снова, так не хотела, чтобы он уходил, не хотела, чтобы считал её виноватой…
Сакура нуждалась в нём. Так ночь, приходящая каждый день, нуждается в своём утре, наступающем после неё и заботливо укрывающем её каждый раз.
— Я так и думал, — виновато улыбнувшись, после того как она прошла, он направился в прихожую.
Сакура проследила за ним, едва пошла в сторону кухни, и тут же вернулась обратно. Так хотелось сказать ему, чтобы он не уходил, однако Учиха, по привычке надев свои бриджи и майку, был не умолим, и Сакуре только и оставалось, что смотреть в его широкую спину и сильную мужественную грудь, которую она ещё утром так страстно сжимала пальцами, оставляя ногтями на коже полумесяцы. Харуно всё так же внутренне бередила свою душевную рану на сердце воспоминаниями, проникающими в голову против её желания, и ей было весьма совестно. Сакура закусила губу с внутренней стороны, наблюдая, как мужчина, опустившись на стул возле двери, принялся завязывать свои кеды, бросив лишь короткий взгляд на туфельки Сакуры, находящиеся с другой стороны косяка. Вчера они пришли сюда, она так любезно уложила его в гостиной, а потом, когда настало утро…
Нет, он не смотрел на неё уничтожающим взглядом. Просто так получилось, когда мужчина, надев одну кеду и завязав шнурки, обратил на неё взгляд глубоких чёрных глаз. Что они выражали? Целый накал страстей. Неукротимый, но одновременно манящий, притягательный и неудержимый. Сакура отвела глаза — нельзя было встречаться с его взглядом. Так только станет значительно хуже, а от того, что на её душе, она никак не сможет избавиться.
Только с его помощью.
— Может, попьёшь чаю? — внезапно предложила она.
Как было глупо предложить ему чай… Но Сакура так хотела, чтобы он остался на ещё одну ночь — хотя бы так, чтобы он ушёл утром, когда она придёт в себя, — что готова была удержать его совершенно любыми путями.
Даже этим тупым предложением выпить чай.
— Дома попью, — покачав головой, он принялся завязывать шнурки на второй ноге, опустив глаза.
Сакура поникла — он злился. Впрочем, этого следовало ожидать. Она готова была упрашивать его, чтобы он остался. Может быть, даже присесть перед ним на корточки, схватить за руку, снять с него кеды и прижаться к сильному, мужественному телу. Просто потому, что с ним было хорошо. Он внушал такое спокойствие, доброту, тепло, и Сакура почувствовала это ещё больше после прошедшего утра. Даже если ей не хотелось этого признавать, даже если она была такой отвратительной,
— Что ты делал тогда, когда мы расстались? — Сакура снова обратила взгляд на черноволосую макушку.
Мужчина выпрямился. Судя по всему, он не ожидал подобного вопроса от Сакуры именно сейчас. Она могла бы спросить всё что угодно: от прогноза погоды на завтра до того, почему так получилось. Саске настолько хорошо помнил то, что произошло в тот раз, десять лет назад, что это становилось для него таким надоедливым. А уж тем более эта тема, когда она её заводила, была отвратительной. Хотелось морщиться, едва она упоминала о том расставании, которому было лет десять, если не больше. Почему бы просто забыть эту старую рану на сердце и вернуться к настоящей жизни?
— А почему ты спрашиваешь? — переспросил Саске, пристально рассматривая её.
Она была всё такой же, как и всегда. В своих коротких шортах, свободной футболке приятного зеленоватого цвета, с длинными стройными ногами, с расслабленным телом, прислонившимся к косяку двери, ведущей в гостиную. Всё это Саске привык видеть, и это постепенно становилось для него чем-то родным, близким по духу. Она была для него как сестра, и именно это Учиха нарушил вместе с ней именно сегодня. Так грязно, так пошло, так развратно…
Девушка пожала плечами, опустив глаза, и принялась тереть тонкими пальцами предплечье.
— Снял шлюху, — он поднялся с места, отодвинув стул подальше и подавив дикое желание двинуть его об стену.
Но тогда обязательно раздался бы грохот, который испугал бы её, и тогда она бы вовсе перестала ему доверять, боясь его состояния. Учиха отвернулся от неё, задумавшись, и подошёл к зеркалу, глядя на еле заметные синяки под глазами. Ничего нового — следовало ожидать. Опустив глаза, он провёл рукой по густым чёрным волосам, стараясь не пересекаться с виновницей всего, что было утром, взглядом и даже не смотреть в её сторону. Тогда бы она снова вызвала необузданное желание — Сакура была хороша даже без макияжа, не говоря уже о том, что её влажные после мытья нежно-розовые волосы вновь источали свежий запах шампуня.
— Понятно… — она быстро посмотрела на него, тут же опустив глаза.
Неужели он снова сделает это сейчас? Сакура готова была молить, чтобы он этого не делал. В том, что произошло, была виновата она — девушка не отрицала. Но если он воспользуется какой-то грязной подстилкой, чтобы снять свой стресс и забыть о Сакуре на время? Нет, эта мысль была ей невыносима и причиняла новую боль, полоснув острым лезвием печали прямо по надрывающейся десятилетней ранке.
— Не переживай. Сейчас снимать не буду, — Саске усмехнулся, открыв дверь, и направился на выход. — Я позвоню утром.
Девушка кивнула и хотела было уже направиться к Учихе, как дверь за ним вновь закрылась, как и всегда, когда закрывалась в прошедшие дни. И ощущение его рядом с собой, даже просто теплота его тела, дарила ощущение непринуждённого спокойствия. И совершенно всё в мире становилось не властным, незначительным, таким бесполезным, когда он был рядом. Смысл приобретали только определённые моменты: его прикосновения кончиками длинных пальцев к её коже, волосам, губам и чувствительным ушам. Смысл приобретал только его успокаивающий, но такой низкий голос.