Просто люби жизнь
Шрифт:
– Но они не пытаются пробовать снова, – перебивает Будущий Автор. – Вот и всё. Finito [18] .
– Я думаю, надо верить, что они помирятся, – застенчиво вмешивается Остин. – Разве любовь – это не прощение?
– Но всему есть предел. – Будущий Автор обращается к Голландцу. – А как насчет вас, Голландец? Вы умеете прощать? Верите во второй шанс?
Мое сердце подпрыгивает при звуке его имени, и я изо всех сил стараюсь расслышать его ответ сквозь бубнеж Метафоры, которая разглагольствует об итальянском пейзаже.
18
Finito – «Все сделано» (итал.).
Голландец поднимает голову от перечницы и слегка пожимает плечами.
– Не знаю, как насчет прощения, но я стараюсь быть рациональным, – говорит он. – Я смотрю на доказательства. Вот слова, которые мне нравятся: «Когда факты меняются, я меняю свое мнение».
– Смотрите на доказательства! – Будущий Автор издает короткий смешок. – Как романтично!
– Таков уж я… – Голландец замолкает, и его лицо внезапно озаряется, как будто он заметил кого-то знакомого. – Привет, красавица.
У меня перехватывает горло. Красавица? Кто красавица? Кто приехал? Его жена? Подружка-итальянка? Официантка, с которой он каким-то образом уже завязал отношения сегодня днем, без моего ведома?
Затем я вижу огромную белую собаку, которая пробирается по саду между здоровенными керамическими горшками. Голландец приглашающе протягивает руку, и собака направляется прямо к нему, как будто знает, что из всех нас Голландец – именно тот парень, которого нужно выбрать.
Писец что-то говорит мне, но я не слышу. Меня захватывает вид Голландца. Он разговаривает с собакой, уговаривает ее, гладит, улыбается ей, не обращая внимания на остальных. Когда я это вижу, я понимаю: ему не просто нравятся собаки, он любит собак. Когда собака игриво протягивает к нему лапу, Голландец запрокидывает голову и смеется так естественно и заразительно, что я чувствую, как сердце начинает биться чаще.
Теперь Метафора пытается привлечь мое внимание, но я глуха ко всем, кроме Голландца. И когда я смотрю на него… его сильные мускулистые руки… мерцающие отблески свечей на лице… легкую улыбку… Я как будто плыву. Сердце разрывается от надежды и восторга.
Как будто читая мои мысли, Голландец поднимает голову и несколько секунд смотрит на меня. Он улыбается, как будто пытается что-то сказать, и я ловлю себя на том, что киваю и улыбаюсь в ответ, как будто понимаю, а сердце в груди бешено колотится.
Сейчас я чувствую себя лет на шестнадцать.
Нет. Моложе. Когда я впервые в жизни сокрушительно влюбилась? На тот самый возраст.
Тут подходит официант, чтобы забрать тарелку Голландца, мужчина отводит взгляд, и момент упущен. Я неохотно обращаю внимание на соседей и заставляю себя прислушаться к тому, что Метафора рассказывает о каком-то лауреате Букеровской премии [19] . Все это время меня одолевают мысли.
Что, если…? Я имею в виду, что, если…? Он привлекательный. Положительный. Чуткий. Мастер на все руки. И, боже мой, он любит собак.
19
Букеровская премия – одна из самых престижных наград в мире английской литературы. До 2013 года присуждалась автору, проживающему в одной из стран Содружества наций, Ирландии или Зимбабве, за роман, написанный на английском языке.
Четыре
На следующий вечер мое сердце бешено колотится и подпрыгивает. Я готовлюсь к ужину, смотрю на себя в крошечное треснутое зеркало в моей комнате (здесь все такое старое и живописное), не в состоянии думать ни о чем, кроме одного: каковы мои шансы?
Я немного жалею, что не выгляжу чуть более по-итальянски. У всего итальянского персонала ретрита такие блестящие темные волосы и гладкая оливковая кожа, в то время как моя кожа на солнце покрывается веснушками. У меня – то, что называют «изящными чертами лица», что может показаться преимуществом, пока вы не увидите соблазнительную девятнадцатилетнюю девицу с коротко подстриженными волосами, курносым носом и округлыми плечами с ямочками…
Нет. Прекрати. Я нетерпеливо встряхиваю головой, чтобы прояснить мысли. Нелл сказала бы, что я веду себя как идиотка. Она бы не тратила на это время. При мысли о Нелл я автоматически вспоминаю о Гарольде – и прежде чем я могу остановить себя, открываю на своем компьютере папку «Гарольд».
Просмотр его фотографий немного успокаивает сердце. Гарольд. Любимый Гарольд. Просто глядя на его выразительную, умную морду, я улыбаюсь, но даже видео, на котором он пытается залезть в корзину для белья, не может решить мои проблемы. Закрыв папку, я продолжаю нервничать и испытывать неуверенность. Такой уж выдался день.
Утреннее занятие прошло как в тумане. В то время как все остальные участники обсуждали свои цели и старательно делали заметки о повседневных делах, я сосредоточилась на Голландце. Когда я вошла, он уже сидел между Писцом и Книголюбом (черт возьми), но я воспользовалась возможностью и села напротив него.
Наши глаза несколько раз встретились. Он улыбнулся. Я улыбнулась в ответ. Когда Фарида заговорила о противостоянии в художественной литературе, я послала ему шутливый жест, имитируя боевой прием, и он рассмеялся. Типа того.
Когда мы отправились на обед, я ощущала стопроцентную надежду. У меня был план: сесть рядом с ним, использовать все свои кокетливые уловки, а если они не подействуют, спросить напрямую: «Как ты относишься к отпускным романам?» (Если вопрос его потрясет, я смогу притвориться, что это сюжет моего следующего романа.)
Но он так и не появился. Он так и не появился!
Как можно не прийти на обед? Обед входит в ретрит. Это бесплатно. И вкусно. Я ничего не понимала.
Потом стало еще хуже: он не пришел на дневное занятие йогой. Фарида даже подошла ко мне и спросила: «Не знаете, где Голландец?»
(Примечание: она спросила меня. Это говорит о том, что люди заметили, что между нами есть связь. Хотя какая польза от связи, если его здесь нет?)
На этом этапе я сдалась. Я подумала: «Он ушел. Его это не интересует. Ни писательство, ни я». Затем я горько прокляла себя за то, что отвлеклась этим утром, потому что, в конце концов, этот курс совсем недешевый. Я решила переориентироваться, забыть о любви и заняться тем, ради чего приехала: писать. Не думать об отпускных романах. Писать.