Просто совершенство
Шрифт:
В глубине души Клодии пробудились ярость и обида – не за себя, а за девушку, которой она была когда-то. Эта девушка безутешно страдала много лет подряд.
– Теперь они вызывают лишь смех, – добавил герцог. И улыбнулся. Клодия не ответила на его улыбку.
– Мне не смешно, – произнесла она. – Почему ты все забыл, Чарли? Потому, что не придал случившемуся никакого значения? Или потому, что было неловко вспоминать? Или стыдно за свое последнее письмо?
«Теперь я герцог, Клодия. Ты должна понять, что это многое меняет».
«Я герцог…»
– Ты забыл, что
Тусклый румянец пополз вверх по его шее, залил щеки. Клодия надеялась, что она не покраснеет. И не сводила глаз с собеседника.
– Это было неразумно. – Маклит потер ладонью шею ниже затылка, словно шейный платок внезапно стал тугим. – Напрасно твой отец предоставлял нам такую свободу. Напрасно ты согласилась, зная, что я уезжаю и что возможны последствия. Напрасно я…
– Потому что последствия могли осложнить твою жизнь, – перебила она, едва он замялся, – как ты недвусмысленно дал понять в последнем письме?
«Мне не следует поддерживать знакомство с теми, кто занимает более низкое положение в обществе. Теперь я герцог…»
– Клодия, я не знал, что ты так обиделась, – вздохнул он. – Прости.
– Обида прошла давным-давно, – возразила она, не уверенная, что говорит правду. – Но я не позволю обращаться со мной как с потерянной сестрой, Чарли: прежде я заставлю тебя вспомнить то, что ты предпочел ради удобства забыть.
– Это было непросто. – Он откинулся на спинку стула и отвел взгляд. – На меня, мальчишку, вдруг свалились обязанности, ответственность, целый мир, о котором я даже не мечтал.
Она молчала. Да, он говорил правду, но…
Но все это лишь способ оправдать его последнее жестокое письмо. Зачем она уверяла себя, что горечь и боль остались в прошлом, если до сих пор ненавидела, всей душой ненавидела каждого, кто носил герцогский титул?
– Порой мне кажется, что не стоило идти на такие жертвы, – добавил Маклит. – Расставаться с мечтой о карьере правоведа. С тобой.
Она молчала.
– Я поступил скверно, – наконец признал он, рывком поднялся, прошелся по комнате и выглянул в окно. – Думаешь, я этого не понимаю? Считаешь, что я не страдал?
Клодия все понимала. Она с самого начала знала, какое душевное смятение он пережил. Но некоторые поступки невозможно оправдать ничем, они не заслуживают прощения.
То последнее письмо вместе со всеми предшествующими Клодия уничтожила много лет назад. Но не сомневалась, что и сейчас процитирует его по памяти, если захочет.
– Если это тебя утешит, Клодия… знай, что в браке я был несчастен, – снова заговорил Маклит. – Мона оказалась мегерой. Я старался пореже появляться дома.
– Герцогиня Маклит уже ничего не сможет сказать в свое оправдание, – напомнила Клодия.
– Так… – Он обернулся. – Вижу, ты твердо решила затеять ссору.
– Не ссору, Чарли, – поправила она, – просто поговорить начистоту. Как мы будем жить дальше, если наши воспоминания о прошлом искажены?
– Значит, все еще будет? – Герцог встрепенулся. – Ты простишь мне былые прегрешения, Клодия? Согласишься приписать их молодости,
В то, что он извиняется, верилось с трудом. Даже уговаривая простить его, Чарли искал себе оправдания. С глупой юности взятки гладки? А как же многолетняя детская дружба, год любви, день страсти? И целый год любовной переписки, пока последнее письмо не разбило Клодии сердце, не разрушило до основания ее мир и само ее существо. А вдруг это и вправду глупо – составлять представление о человеке по одному письму? Может, время прощать уже пришло?
– Ну хорошо, – помолчав, выговорила она, и герцог поспешил подойти, взять и пожать ее руку.
– Я совершил величайшую ошибку в жизни, когда… – произнес он. – Впрочем, не важно. Так что мне делать с этим приглашением?
– А как бы хотел поступить ты?
– Принять его. Мне нравятся Рейвенсберги, их родные и друзья. Я хочу побыть рядом с тобой. Разреши мне приехать, Клодия. Позволь снова быть твоим братом – нет, не братом, а другом. Мы ведь всегда были друзьями, разве не так? Даже когда все кончилось.
Что он имеет в виду?
– Прошлую ночь я лежал без сна, размышляя, как мне быть дальше, и понял, что с тех пор, как покинул дом твоего отца и тебя, моя жизнь стала гораздо беднее, чем прежде, – признался герцог. – И я решил, что не приму это приглашение, если ты не разрешишь.
Клодии прошлой ночью тоже не спалось, но о Чарли она даже не вспоминала. Она думала о паре, сидящей под ивой на берегу пруда, о фраке, хранящем тепло мужского тела, о сильной руке, о прикосновении пальцев, о дружеском молчании, которое продлилось почти полчаса. Все это она вспоминала так же отчетливо, как поцелуй в Воксхолл-Гарденз. Может, даже еще отчетливее. В отличие от молчания у пруда воспоминания о поцелуе были связаны с вожделением. О нем Клодия старалась не думать.
– В таком случае поезжай в Элвесли, – сказала она и высвободила руку. – Возможно, у нас появятся новые, более отрадные воспоминания.
От его улыбки в горле Клодии встал ком: это была искренняя улыбка юноши, которого она когда-то любила. И не подозревала, что он способен на невыносимую жестокость. Правильно ли она поступила? Разумно ли вновь довериться ему? Но ведь он просит только о дружбе. Почему бы не стать ему другом и не забыть о прошлом?
– Спасибо, – выговорил Маклит. – Ну, не буду отнимать у тебя время, Клодия. Сейчас вернусь к себе и напишу леди Рейвенсберг, что принимаю приглашение.
Он ушел, а Клодия снова уставилась на библиотечную книгу, которую так и не открыла. Она машинально гладила кожаную обложку, пока собака не положила голову к ней на колени.
– Знаешь, Хорас, – произнесла она, потрепав пса по голове, – меня бросает из крайности в крайность – я словно качаюсь на гигантских качелях эмоций. В моем возрасте ощущать это неудобно. Если Лиззи Пикфорд не поедет со мной в Линдси-Холл, я, пожалуй, вернусь прямиком в Бат, и черт с ним, с Чарли, – надеюсь, ты простишь мне подобные выражения. И с маркизом Аттингсборо. Но что, скажи на милость, мне делать с тобой?