Просто вспомни обо мне…
Шрифт:
Всучив ему дубленку, она юркнула в свою меховую куртку и рывком натянула вязаную шапочку. Пока Данил не спеша застегивался, она сама нахлобучила ему ушанку и опять, как маленькому, завязала под подбородком. Он вдруг прерывисто вздохнул:
– Я тебя огорчил?
– Ты?! Ну что ты! Совсем наоборот.
У него обиженно дрогнул все еще влажный рот:
– Тогда, значит, я тебе не нравлюсь.
– Вот еще новости! Да что с тобой? Ты мне очень даже нравишься! Стала бы я…
Он не дослушал:
– А
– Пойдем же… Да каким другим? Дай мне руку… Я ничего не понимаю!
– Другим, – упрямо повторил Данил, следом за ней выходя на улицу.
Насторожившись, Даша решила продвигаться в глубь его рассуждений на ощупь.
– Почему ты так решил?
Некоторое время он шагал молча, прикрывая нос коричневой варежкой. Снег сухо поскрипывал под их ногами, и разнобой шагов сливался в нескладную песенку сердитого мальчишки, похожую на «Упрямца» Свиридова. Наконец Данил убрал от лица руку и угрюмо проговорил:
– Я не такой, как те люди. Они так смотрели на меня…
Она успела удержать смешок и покровительственно похлопала его по спине:
– Они завидовали, мой хороший. Не задумывайся над этим.
– Я правда твой?
– Сегодня ты станешь моим целиком, – загадочно пообещала Даша и, как взрослого, взяла его под руку.
Через несколько шагов Данил серьезно спросил:
– А что для этого нужно?
– Чтобы ты стал моим? Ну… Надо, чтобы ты… Чтобы ты снова поцеловал меня.
Он с облегчением сообщил:
– Я уже целовал тебя.
– У тебя это здорово получается, – усилив голосом свое восхищение, сказала Даша и потеснее прижалась к его руке.
– Я все правильно делал?
– О да! Так и продолжай… А дальше… Всё само произойдет. Ты сам все знаешь, только немножко забыл.
– А «Пепси» ты мне купишь? – встревожился Данил и притормозил у павильона.
«Ах ты, продажная душа!» – подумала она с нежностью и полезла за деньгами.
Зажав бутыль под мышкой, он довольно улыбнулся:
– Сережка обрадуется.
– Надеюсь, он уже спит, – пробормотала Даша, подтаскивая Данила по ледяным дорожкам.
Быстро взглянув на нее на ходу, он озадаченно заморгал:
– Ты на него сердишься?
– Нет, конечно. За что?
– А почему ты хочешь, чтобы он уже спал?
– Чтобы не помешал тебе стать моим. Это может произойти, только когда никто не видит.
На этот раз Данил не удивился.
– Это как путешествие на радугу, – задумчиво подтвердил он.
– Осторожно, тут лед! Ну, прокатись… Про какую радугу ты говоришь? Я ведь тебе объясняла. Это район наш так называется.
Но Данил несогласно мотнул головой:
– Это не район! Ты ошибаешься. Радуга – это… это совсем другое.
– И ты там бывал? –
– Да, – уверенно кивнул он.
– Ну, может, и так… Хотела бы я там побывать.
Он остановился рядом с воткнутой в сугроб новогодней елкой и сразу стал похож на молодого и совсем неопытного Деда Мороза. Глядя на Дашу восторженными глазами, он, запинаясь, спросил:
– Ты… правда… хочешь?
– На радугу? Ну, еще бы! Вот где я хотела бы поснимать.
– Там нельзя снимать, – возразил Данил.
– А что так? – поддразнивая его, поинтересовалась Даша. – Убудет от нее, что ли?
Уже схваченные морозом ресницы растерянно затрепетали:
– Не убудет… Я не знаю. Не получится!
– Не стой, мы окоченеем… Жалко, что не получится. Но посмотреть-то можно?
– Я тебе покажу, – серьезно пообещал он.
– А поцелуешь? – Даша лукаво заглянула ему в лицо.
Когда Данил вставал на ноги, ей, в свою очередь, приходилось смотреть на него снизу вверх. Вновь замедлив шаг, он робко спросил:
– Сейчас?
– Испугался? Нет, на морозе нельзя. Тебя разве в детстве не учили? Губы обветрит. Тебе надо беречь губы. Они у тебя какие-то волшебные…
– Волшебные, – повторил Данил и засмеялся, польщенный. Потом вдруг огорченно заметил: – Еще одна.
– Что?
– Елка. Зачем их выбрасывают? Берут домой, а потом выбрасывают.
– Что делать, Даня… Не бывает вечных праздников. Хотя всем хотелось бы…
– Ты меня тоже выбросишь.
– Что?! – ужаснулась Даша и хлопнула его по руке. – Только посмей еще раз сказать такое!
Но Данил с неожиданной для него рассудительностью пояснил:
– Я ведь тебе не сын. Я видел передачу. Там одну девочку тоже взяли, а потом вернули.
– Куда?
Пытаясь припомнить, он широко растянул губы, и на искусанных морозом щеках проступили удлиненные скулы.
– Я забыл, – измучившись, признался Данил.
Вспоминать не было нужды, Даша и сама поняла, о чем идет речь. Но ей хотелось прощупать глубину его памяти, и она убедилась, что даже свежие впечатления могут осесть в тихом омуте, куда и соваться страшно.
«Он – взрослый, видавший виды мужчина, – уже забыв, о чем они говорили, думала Даша, торопливо пересекая последний двор, отделявший их от дома. – Что стало бы со мной, если б на моих глазах погибли двое самых близких людей? Нет! Даже представлять не хочу… А ведь его, наверное, еще и контузило взрывом… Вдруг со временем ему станет еще хуже? Почему же я все тяну с лечением?»
– Ты молчишь, – печально заметил Данил.
– Что? – опомнилась она. – А, ты опять про детский дом?
– Да, детский дом, – ничуть не обрадовавшись, подтвердил он.