Просто жизнь
Шрифт:
— Да, я хочу идеала. Верю в него и не верю. И вообще, я, наверно, переходный, так сказать, тип…
— Что ты имеешь в виду?
— Попробую объяснить, хоть это трудновато. Это дебри для меня. Я больше стремлюсь к середине… доверяю интуиции своей, а она… даже не знаю, на чем основана: там и знания, и чувства, и ясность, и туман. Если отдаваться только своим страстям, беззаветно, безотчетно… но и это не в моей природе. Я и взвешиваю отчасти, и доверяюсь сердцу, — много, наверно, всякого намешано в моей крови: и славянского, и восточного…
— Откуда в тебе Восток?
— От
— Значит, в тебе должно быть и стремление к многоженству, — засмеялась Ольга.
— Я не прочь завести гарем, но уж очень хлопотно, да и не прокормлю…
— В наше время женщины прокормят, — в тон шутке ответила Ольга.
— Ой, не в куске хлеба, так в отношениях запутаешься. С одной-то женой неизвестно как объясниться…
— Да, ясность — это хорошо, — вздохнула Ольга. — А как ты считаешь, есть на свете счастье?
— Должно быть. Я испытывал, и не раз.
— Разве это счастье, когда оно посветит чуть-чуть и пропадет?
— Счастье, наверно, не бывает беспрерывным, как все в жизни. Я считаю себя счастливым человеком, что бы со мной ни происходило.
— А я вот несчастливая.
— А может быть, все дело в отношении к счастью? Есть счастливые натуры, которые легко забывают беды и даже очень плохое могут превратить в хорошее. В счастье надо очень верить…
— Я даже когда смеюсь, не чувствую себя счастливой. А чему особенно радоваться? Работа, как у всех. Домашние цела не переделать… На танцах скучно, да и не по возрасту они мне, в кино каждый день не победишь, книги читать некогда, и потом одно дело литература, другое дело жизнь. На стройку если куда ехать, так, наверно, там то же самое…
— А сейчас тебе плохо?
— Сейчас нет.
— Почему же ты не устраиваешь себе такие вылазки?
Не знаю. Может быть, просто ленивая я, а может… даже не знаю. Иногда завидую своей напарнице в парикмахерской. То французскую помаду ищет, то модное платье, то ковер. Добывает, как очумелая.
— Нужны какие-то сильные чувства, увлечения, страсти.
— Откуда их взять?
— Подожди, поищи, откроешь, может быть, и талант.
— Уж прямо и талант. С чего бы это?
— А мне кажется как раз, что ты очень талантливая.
— Ну, в чем?
— Хотя бы в своем деле. Мне еще никогда не было так хорошо, сидеть в парикмахерском кресле, как у тебя.
— Подумаешь!
— Что значит «подумаешь»? Так выполнять свою работу может только талантливый человек. А твое отношение к людям… Я сразу начал с тобой разговаривать о жизни, о самом главном… это редкий талант — уметь общаться, как ты. Уж сколько я бываю в пути, сколько было всяких встреч, но с собой в дорогу… тебя взял… И вообще, ты знаешь, это большая беда, если человек не ценит то, что имеет. Теперь, мне кажется, это распространенное явление.
Ольга выслушала Петра и негромко произнесла, как во время игры в прятки:
— «Царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной — кто ты такой?»
— Именно! — подхватил Петр. — Кто ты есть на самом деле? Как важно это знать… Я очень
— А в чем выход, как быть? — спросила Ольга.
— Искать, упорно искать надо себя. Не найдешь — погибнешь. А если уже нашел что-то главное, поверил — иди к цели с верой…
— Ты так уверенно обо всем говоришь, что у тебя, кажется, полное согласие во всем? — с легкой иронией спросила Ольга.
Петра это чуть-чуть задело, но виду он не подал.
— Что ты, это я только так… Желаемое хочу сделать действительным. Но пока… я еще ни в чем не утвердился, не состоялся…
— А может, и не надо затвердевать, останавливаться? Ты еще такой молодой.
— Какой же я молодой! В двадцать пять лет уже были написаны великие романы, сделаны великие открытия, выиграны великие битвы.
— Знаешь, давай лучше считать по обычному счету, так вернее…
— Не совсем согласен, но ладно. И все равно, хоть с некоторым запозданием мы сейчас начинаем общественную жизнь, двадцать пять лет — это много. Даже по себе сужу… Что я успел?.. Закончить десять классов, — Петр стал загибать пальцы, — потом год в ПТУ, потом начал суда строить, оттуда пошел в армию, а после вернулся снова в бригаду суда собирать. Да, надо еще загнуть палец на путешествия, а поездил немало на все четыре стороны… Потом поступил в университет, тоже ведь событие, да еще какое… Теперь же днем я работаю в школе-интернате, а вечером до ночи поздней грызу этот самый гранит науки… А ведь еще и боксом занимался, и велосипедным спортом, и модели кораблей склеивал, и уголек на товарной станции выгружал из вагонов, еще много чего было. А ведь это только внешние зигзаги. Что-то ведь еще нас ведет…
— Ты веришь в судьбу? — спросила Ольга.
— В судьбу? Чему быть, того не миновать? — переспросил Петр. — Это все-таки слишком пассивный вариант жизни. Однажды я сидел на берегу реки, вот как сейчас, думал о своей жизни. И увидел радугу. Красивую, многоцветную, яркую. И подумал, что, быть может, судьба — это как радуга над всеми нами. Есть неизбежное — рождение, жизнь, смерть, и есть неизбежные встречи с чем-то или с кем-то. Но есть еще и другая радуга, она во мне и в каждом — это предчувствие себя, своего пути… И тогда уже мы сами что-то выбираем, окрашиваем тем или иным цветом…
— Мне нравятся эти радуги, — сказала Ольга. — Одну из них я вижу, а вот другую… которая в душе…
Ольга поправила куртку на плечах, зажмурилась, а потом быстро открыла глаза.
— Я еще хотела спросить у тебя… — и не договорила. — Ну да ладно, — неуверенно закончила она. Встала и будто бы нехотя поплелась к палатке. Остановилась у входа. — Чего только не бывает, — вздохнула Ольга. Прислушалась к похрапыванию Ильи. — Забирайся первым, — приказала она.
Петр вполз вовнутрь, в тепло. Похрустывала солома под днищем, Илья заворочался, что-то пробормотал.