Простое море
Шрифт:
— Это ты взял?
— Я, — сознался Абрам. — Лучше мы в следующий раз другое напишем, а то совестно...
— Дурак ты полосатый, — ругнулся Васька и перестал с Абрамом разговаривать. Абрам облегченно вздохнул. Он предполагал, что сцена будет длиннее и неприятнее.
Боцман почему-то изменил своей традиции и в первый раз пошел на берег с Настей. Настя надела темно-красное платье колоколом, туфли на тонком каблуке и серые, поблескивающие чулки. В уши она продела золотые кольца, а на шею повесила что-то нестерпимо сверкающее. Увидев ее в таком наряде на танцах, матросы ахнули и стали наперебой приглашать. Ваня Хлебов, который
Потом все вместе пошли в буфет пить пиво, а после танцев вернулись домой, на «Градус». И все было бы отлично, если бы не пропал доктор. Он как отвез второго помощника в больницу, так с тех и не появлялся на судне. Звонили в больницу. Там сказали, что Илларион Кириллович ушел в половине одиннадцатого утра.
К подъему флага на судно пришел Гаврилов и сразу прошел к капитану.
— Опять по твою душу, — сказал он Сергею Николаевичу. — Пустяковое дело, но мне не справиться самому...
— Ну, выкладывай...
— Понимаешь, у меня в Песчаном на пирсе лежат тридцать металлических вех. Нужно перебросить их сюда. Считай: до Песчаного тебе три часа ходу, два часа на погрузку, три часа обратно. Всего восемь часов работы. А уж выгружу я тут своими людьми. Я давал радио в отряд. Тебе добра еще нет на возвращение. Все равно — стоять...
— Ладно, — сказал Сергей Николаевич. — Окажу тебе услугу в память о старой дружбе. Только ты матросам наряд выпиши на эту работу. Сам понимаешь, что грузить твои вешки бесплатно они не обязаны.
— Могли бы, конечно, и бесплатно погрузить, — засмеялся Гаврилов, — да уж ладно. Выпишу им наряд. Пусть получат лишнюю денежку. Могу тебе еще услугу оказать.
— Какую услугу?
— Когда твой второй из больницы выйдет, отправлю его в базу, чтобы ему свой капитал не тратить.
— Ты мне лучше вот какую услугу окажи... — сказал Сергей Николаевич.
— Что такое? Сделаю, если могу.
— Придется мне оставить здесь на берегу одного человека.
— Кого?
— Иллариона Кирилловича.
— А что, уже окончательно? — Гаврилов щелкнул себя пальцем по горлу.
— Нет, еще надежда есть, — сказал капитан. — Ему надо только работу подобрать... Ты ведь знаешь, отчего люди пьют, — не оттого, что водка вкусная. Не состоит человек при полезном деле, чувствует себя выбитым из колеи жизни, вот и начинает прикладываться.
— Не всегда так, — возразил Гаврилов.
— Если у человека какая-либо мысль в коробке копошится, то всегда. Ты сможешь его здесь, в Масельске, пристроить?
— Медперсонал у меня здесь весь знакомый, сверху донизу, — сказал Гаврилов. — Просить я, правда, не люблю, но для тебя сделаю. Он хирург в прошлом?
— Хирург.
— Пристрою.
— И последи за ним, пожалуйста, первое время. Он человек непрактичный. Надо будет ему с жильем помочь, вниманием, что ли, поддержать, пока он не освоится. Одернуть даже, если потребуется.
— Ну, одернуть — это я могу, — засмеялся Гаврилов. —Жилье у нас тоже проблема не неразрешимая. Внимание... А что он, дитя малое?
— Почти.
— Ведь воевал человек, должен был чему-то научиться...
— Ты не путай эти вещи, Юрий Михалыч, — сказал капитан. — Одно дело — мы с тобой воевали, другое дело — он у себя в госпитале над столом гнулся. Помереть он, конечно, и там мог, но насчет боевой инициативы у него практики не было. Воевать по-разному можно...
— Поддержу. Ты в ближайшее время выйдешь?
— Через часик.
— Ну и добро! Станешь потом к Гидрографическому под разгрузку. До вечера!
Гаврилов вышел. Капитан вызвал вахтенного и приказал готовить машину. Он вышел на палубу. Было морозно. В гавани плавали льдины. У Восточного причала в углу, где глубина была поменьше, уже стал лед. По нему осторожно ходили два десятилетних мальчика. Третий, получше одетый, стоял на берегу и что-то кричал им. Под одним из мальчиков лед хрустнул, он успел отпрыгнуть. На лед полилась из трещины черная вода. Оба помчались к берегу...
Сергей Николаевич улыбнулся, тихо, для себя, сказал:
— Сорванцы...
За пятнадцать минут до отхода явился доктор. У него было землистое, изможденное лицо и красные глаза. Взбешенный старпом привел его в капитанскую каюту.
— Я так больше не могу! — крикнул старпом. — Или он — или я... Решайте, Сергей Николаевич.
Капитан выдвинул ящик стола.
— Вот заявление Иллариона Кирилловича об увольнении по собственному желанию. Оно датировано вчерашним числом. По закону моряк имеет право уволиться с судна в любом советском порту.
Сергей Николаевич размашисто написал в верхнем углу заявления: «Не возражаю».
— По собственному желанию... — проворчал старпом. — Он над нами издевался как хотел, а мы его по головке гладим...
И старпом вышел, хлопнув дверью.
— Имущество по акту передадите старпому, — сказал Сергей Николаевич. — Рабочую одежду сдадите боцману. Теперь последнее... Когда уйдете с судна, идите сразу к Гаврилову. Он человек здешний — сразу введет вас в курс дела, чтобы вам не ходить зря. Желаю вам все-таки взять себя в руки. Прощайте.
Сергей Николаевич повернулся к доктору спиной и стал листать судовой журнал.
— Прощайте, — отозвался доктор. — Я доволен, что ухожу. Не поминайте лихом.
Из-за доктора выход задержался на полчаса. Как только он со своим стареньким чемоданчиком в руках сошел на берег, старпом приказал отдать швартовы. До тех пор пока был виден причал, на нем неподвижно возвышалась тонкая фигура Иллариона Кирилловича. Потом причал скрылся за мысом, и Илларион Кириллович навсегда ушел из жизни «Градуса» и его экипажа.