Простое море
Шрифт:
— Так не бывает, — сказал Игорь.
— Не веришь?
— Хорошо бы так... Меня обольстила судовая буфетчица. В пятнадцать лет. Я любил ее. После этого.
— Это гадко.
— Может быть. В войну она партизанила в Белоруссии. У нее орден Красной Звезды и серебряная партизанская медаль...
— Всякие бывают судьбы, — сказал Иван и вдруг, без паузы стал читать свои стихи. Игорь с удивлением и радостью услышал, что в стихах Ивана уже нет той философической расслабленности, которая губила их последнее время. Ушли из стихов выверты. Строчки дышали романтикой подвига
Игорь сказал:
— Странные вы, поэты, ребята. Пишете красиво, но непонятно.
— Ты хорошо умеешь гладить, — сказал Иван, посмотрев на его брюки с четкой, острой складкой. — А меня разморило. Я посплю, можно?
— Спи. Я сейчас уйду. Вернусь поздно. Попробую сегодня начать устраиваться на работу. Нельзя больше сидеть на месте.
— Верно, — сказал Иван и зевнул. — Ну, иди скорее...
На следующий день Игорь получил открытку от Куприяна Купавина. В ней, между прочим, было написано: «Фельетон я дотянул. Работаю с режиссером. Если хочешь посмотреть репетицию — позвони мне как-нибудь с утра или после полуночи... Чем ты обидел Ирину? Она на тебя злится, хоть и отзывается о тебе очень тепло. Ну, звони».
Игорь несколько раз перечитай последние строчки. Конечно, он ведет себя глупо. Если уходить — так уходить совсем, чтобы и памяти не оставалось. Не приходить в редакцию — это не выход...
Вскоре Игорь решился позвонить Купавину. Куприян сказал, что репетиции закончены и в ближайший четверг состоится просмотр. Просмотр был в зале одного из Домов культуры. Игорь пришел чуть позже начала.
— Сейчас будет показываться балалаечник, а потом Куприян...
Игорь обернулся на голос. Сзади сидели Ирина и жена Купавина. Они смотрели на него и улыбались. Игорь протянул Ирине сразу обе руки. Она легонько тряхнула их.
— Здравствуй, пропащая душа...
Балалаечник брал первые аккорды обязательной для балалаечников «Венгерской рапсодии».
— Я каждый день снимал трубку, чтобы позвонить вам, — сказал Игорь. — Но так и не решился.
— Как у тебя дела? — спросила Ирина.
— Прекрасно, — сказал он. — Ушел из пароходства. Собираюсь двинуться на Север.
— Чем тебе плохо было в пароходстве? — удивилась Ирина.
— Не знаю. Вероятно, просто надоело сидеть на месте. А на Севере я еще не был. Пойду взгляну на Арктику...
— Бродяга ты...
— Бродяга.
— Это нехорошо.
— Прекращайте любезничать или немедленно убирайтесь отсюда, — зловеще прошептала Татьяна, когда Куприян вышел на сцену и произнес первые фразы фельетона.
— Уберемся? — спросил Игорь.
— Я хочу послушать.
— Послушаете на концерте.
— Тебя не переспоришь. Ну, пойдем. Только тихо.
Они вышли на улицу и остановились, взявшись за руки, переглядываясь и улыбаясь. Ирина, закрыла глаза и подняла лицо.
— Как оно уже сильно греет, — сказала она. — Я очень люблю солнце!
— А там в зале темно и Куприян несет околесицу, — засмеялся Игорь. — Пошли, пока нас не догнали. Вам не надо на работу?
— Нет, я предупредила. А куда мы пойдем? — спросила Ирина.
— Куда хотите. В ресторан, в кино, в цирк, в Африку...
— Хочу в Африку, — засмеялась она.
— Пошли. Африка на той стороне, — показал Игорь и взял Ирину под руку.
— А мы успеем до восьми туда и обратно?
— Вас ждут?
— Именно сегодня, — сказала Ирина. — Муж уезжает в командировку в одиннадцать пятьдесят пять. Надо собрать кое-что...
Игорь сказал тихо:
— В таком случае с Африкой дело не выгорит. Пойдем в ресторан и покоримся. А потом пойдем в кино. В восемь вы будете дома.
— Не хочу в ресторан. И в кино не хочу, — сказала Ирина.
— А куда вы хотите, Ирина Сергеевна?
Ирина улыбнулась, прижала к себе его руку.
— Ты всех своих приятелей называешь по имени и отчеству?
— Чего вы хотите, Ирина?
Она подумала и сказала:
— Хочу солнца. Много-много солнца. Я так соскучилась по нему за эту зиму.
… В половине десятого утра Игорь появлялся у ворот ее дома. Она выходила улыбающаяся, свежая, как утро, и каждый раз удивлялась:
— Игорь, у тебя дежурство здесь?
— Охота пуще неволи, — смущался он. — Опять же солнце с утра. Вдвоем оно веселее...
Они шли пешком до редакции, и там, у окованной бронзой двери, Игорь прощался — всегда одинаково:
— Зайти за вами к шести?
Чаще всего Ирина говорила:
— Приходи.
Иногда, ссылаясь на занятость, предлагала:
— Лучше завтра...
В таких случаях Игорь покорно соглашался и ехал грустить за город или возвращался домой. Как-то в воскресенье они вместе приехали в Солнечное.
— Тебе хочется в море? — спросила Ирина, глядя, с каким грустным лицом Игорь смотрит на голубой, наполовину очистившийся ото льда залив.
— Еще как, — грустно улыбнулся Игорь. — По ночам снится, что я на мостике... Ваньку Карпова заразил этим делом. Подгоняет меня: скорее нанимайся на работу, хочу, мол, с тобой матросом плавать...
— Чего ж ты медлишь?
Игорь посмотрел на Ирину, хотел сказать правду, но передумал.
— Зима была... Куда зимой наймешься? Вот в понедельник пойду наконец устраиваться. Здесь есть экспедиция по проводке морем речных судов. Как раз занятие на лето и осень. Им сейчас нужны штурмана — я узнавал...
— Далеко это надо плавать? — спросила Ирина.
— Не очень. Через Арктику на Лену.
— На речных судах через Арктику? — удивилась она.
— Казаки через Арктику на кочах ходили, 3наете, такая деревянная посудина длиной восемнадцать метров, две тысячи пудов водоизмещения... Так, под одним парусом и отправлялись в море, где «кручины великие» и «ветры страшные раздирные»...