Простофиля
Шрифт:
Заги: Привет звала.
Кима: Папа звал.
Заги: Чей?
Кима: Мой.
Заги: Чисто, но не о том.
Кима: Может Самри и Рики.
Заги: Может.
Папа: Точно нет.
Услышав голос из ниоткуда, у любого человека возникнет закономерный вывод, что что-то не то, что можно было сказать о двух, небольшого роста девочках, Кима сразу метнула в него имеющийся в руках учебник по грамматике, Заги, не теряя внимания, сняла и запустила в него свою шляпу, придавая тому ужасающе-жутковатый вид несоразмеренного с действительностью и приводило к закономерному результату неотложной помощи.
– Надо вызывать.– обратилась Заги к Киме.
– Кого?– заинтересовалась ученица.
– Учительницу.– захлебываясь от смеха выдавила Заги.
– Почему.– усомнилась Кима.
Неотложная помощь прибыла к месту происшествия не обращая внимания на дорожную обстановку, запротоколировав положение папы в кроватке и вынося попутно часть маминого ложе, Врачи не понимая детей спустили папу по балкону. Понимая сложность сложившейся ситуации, уподобляясь поведению взрослых, девочки также проследовали в их компанию.
– Группа поддержки.– сыронизировал Врач, доставая первую помощь.
– Группа воздержания.– ответила за подругу, не теряющая тон ведения деловых переговоров подруга.
После этого были часы проведенные в ожидании мамы, что увидев небольшой бардак, оставленный после чрезвычайной ситуации, не заставила себя ждать, давая силы вникнуть в суть взрослых взаимоотношений.
– Как это случилось.– увидев Киму, первым делом поинтересовалась она.
Недолго думая, Кима отдала Заги стаканчик с желанной жидкостью и внимательно всмотрелась в мать. Этот взгляд значил многое, если не все. Это часть проведенного в неусыпном бдении минут, минуя нормы и законы межпространственного развития устремлялись непосредственно вглубь восприятия окружающей действительности со стороны взрослого индивидуума. Мама все поняла без слов, такими же глазами смотрела она в сторону папы, когда узнала примерную дату появления их первенца на свет. “Так скоро.”– только что и смог сказать он, не придумывая сопутствующих или уточняющих вопросов.
Со стороны бабушки было приятной новостью узнать о том, что в их семье ожидается пополнение. Откуда берутся дети для нее было не в новинку, так как рожая маму она на себе прочувствовала любовь и чувственность материнского сердца, что в ушах Роженицы отдавалось плачем малютки. “Андрей встречай.”– нежным подчерком выводила она строки своего послания дедушке, что не зная как реагировать на такого рода заявления, разлил по кружкам сгущенное молоко, выдавая каждому из гостей по лакомству в виде формочки любимого животного, слепленного из сладких, промоченных в меду, крупиц.
– Ляйтнер, теперь ты не одинок.– предвидя развитие событий, поздравляли его гости, не отнимая уста от вкусного приветствия.
Переступив с мамой на руках порог жилища, бабушка представила ребенка как их дочь, что не отнимая взгляда от Андрея, тихо сопела, выдавая тому признаки присутствия жизни вне его понимания.
Эту историю она слышала от мамы много раз, не забывая вставить уточнения по поводу лица папы, когда тот услышал ее первые слова, перевернувшие всю природу его существования: “а-а-а-с”. Для будущего папы история о появлении мамы на свет давалась с трудом, романтик по натуре, грамотный человек по жизни, совладающий с уставами и наукой, что поддерживают стабильность их провинциального уклада жизни, он не сразу понял к чему она ведет. Понимание пришло после, когда шагнув сквозь время, она представила ему нового человека в их жизни, Киму.
Теперь он не мог удивиться, увидев взгляд дочери, или приберечь сорваные неподалеку вишни, карамелизированные в пакетике; только дверь кабинета соединяла их между собой.
– Входите не бойтесь.– услышала она совет Медицинской сестры.
– Боюсь.– не зная по имени обратилась мама.
– Танечка, мы пойдем.– голосом сестер обратились девочки к Медсестре.
– Конечно идите.– ответила за Таню мама, давая детям отменные средства на обратную дорогу.
Оставшись наедине со слегка уставшей Медсестрой, она внимательно изучала предметы ее гардероба, что на точно выстроенной фигуре спасительницы смотрелись отвязно. Что сказать? не приходило в голову никому из них, только свечение небольшого Перекрестия на груди Татьяны плавно намекало на неминуемость динамического развития.
– Проходим, не стесняемся.– уверенным голосом сказал Доктор Пих, проталкивая столпившихся в кабинет Доктора Чика.
– Может быть я лишняя.– пронеслось в голове Медсестры.
Улавливая ее взгляд, Доктор Чик не теряя хватки заполнил головы посетителей историей болезни папы, что после успешно проведенной операции, мог сидеть на табурете Татьяны, рассказывая всем собравшимся фрагментарно-эпохальное развитие его взаимоотношений с противоположным от кровати полом.
Началось это странное явление с детства, когда его папа начал приучать своего первенца к трудолюбию и сдержанности в отношении терпимости. Папа чтобы не теряться среди сверстников по воспитанию, начал делать робкие шаги на пути достижения своего, не зависящего от воли папы, продвижения. Осторожно ступая по темным лабиринтам юности и стадиям подросткового взросления, он обретал истину, осторожно складывающуюся в независимую систему ценностей обретения целомудренного величия. После взаимоотношений с мамой и узаконивания их равноправного сосуществования, он начал больше времени уделять бытовой рутине, по сравнению с тем, как он был свободен от данного враждования с невидимым, но очень осязаемым противником раньше. Дела по дому и дела на работе никак не хотели примириться с волей папы, Начальник требовал непосредственного подчинения и сосредоточения на делах компании, а мама, не замечая всех тягостных мучений, подыгровала ему, накидывая несоизмеримые с масштабом начальственных директив требования.”Чему подчиниться и о ком забыть.”– было навязчивой мыслью, разрываемым терзаниями совести в спасении самых близких людей папы. Только отдых приносил ему девственное наслаждение Эдемских чащоб, небольшого межпространственного и не имеющего индивидуальной принадлежности места, с которым в юности познакомил его папа.
– Заходи, но стесняйся.– сказал мальчику папа.
– Кого стесняться?– не побоялся поинтересоваться любознательный мальчишка.
– Окружного Смотрителя.– без капли иронии заметил папа.
Зная, не пустой намек видавшего многое на своем веку папы, мальчик в юности, осторожно поправил свою накидку, что своими заостренными краями прикрывала его естество и бысто двинуля в направлении Эдемских грез, что небольшими стаями снимали с его плеч признаки мирского существования. Преследуя сына взглядом и подражая ему возвратно-поступательными движениями пальцев руки, папа вместе с ним окунался в ловко расставленные послушницами Смотрителя сети.
– Блаженство и смирение.– вертелось у него в голове, забывая про расточительную подлость служителей Эдема, что не взирая на оголтелость гостей по части стремления к грезам, кормили их плодами неминуемой расплаты.
– Папа а нам за это ничего не будет.– вырываясь из плена фантазий успевал задать вопрос маленький папа.
– Ничего не будет.– не заставляя себя ждать отпевали грезы, отделяя мальчика от совета папы.
После этого были безмятежные единицы исчисления его усилий, что отдавались в сердце учащенным дыханием подвластия неминуемого выхода из летаргии блаженства, четко описанного его проводником в мир всевластия Смотрителя.
– Надо как-то двигаться дальше.– усталым голосом ответил папа, восставая на колени перед сыном.
Фурии расточительности встречали их на следующем этапе познавания Эдемского мира.
– Папа.– без ложной скромности отвечал высокий, что не отпуская руку сына из своей руки, другой стремился приблизиться к отдаленному.
Вихри ярости снизошли на них пламенем безумного танца встречающих, подбрасывая вверх, не оставляя на них ни кусочка живой материи, скидывали обратно, обжигая языками огненного безумства послушных Смотрителю жриц.