Простой сборник (2015-2017)
Шрифт:
– Я тебе так скажу, - увидел Клена Роман.
– Тебе с этим именем нельзя здесь работать.
Клен сурово выдохнул: так начиналась уже девятая смена. Насупившись, он не решился менять пролога.
– Я работал в картотеке поликлиники.
– Чего ушел?
– набитым ртом сказал Роман.
– Надоело.
Роман сидел между полок с сухими закусками и страдал от жажды.
– А там хорошо, - сказал он с мечтой.
Пока Клен пытался понять, где это абстрактное хорошо, Роман сходил за ящиком засахаренной воды. Клену вдруг причудилась принцесса, за честь которой он и мышонок боролись во сне. Она была наряжена в полупрозрачное рельефное платье цвета лазури, ее длинные молочные вьющиеся волосы слегка укрывали счастливые глаза
– Когда я работал в крематории, - причмокнул Роман, облизывая обожженные сахаром губы, - к нам приходил Этот Оттуда. Такой чистый весь из себя приходил. С позолоченными щеками, все как положено. Приносил своего ребенка омертвлять. Тот был, должен сказать, мягкой крови, огонь не брал его, много раз сдавался и тх. Ребенок лежал, обугленный, орал так, что пришлось потом уши прочищать клюквенной нефтью. Ну, Ты знаешь.
Клен послушно кивнул. Принцессы рядом уже и не было.
– А Этот, - продолжал Роман, - стоял рядом и наслаждался, как его дитя дохнет. Его жена оставила его с ребенком, проклянув за то, что он того зачал. Одна другого краше. Что за люди! В таком районе живут. Ты видел их пруды?
– Роман достал фотокарточки центрального района Хренограда. Под чистыми изумрудными облаками сияли густые облепиховые рощи, среди которых мирились верхушки дубовых замков с золотыми ставнями и стержнями труб белого пара. Насыщенно-синие пруды кричали под напором рыб из карамели.
– Счастливые твари, - резюмировал Роман.
Клен вздохнул и вновь кивнул. Фотокарточки надавали ему лишних впечатлений, и он погрузился в сожаления о том, что родился не там, где захотелось родиться только в понимающем происходящее возрасте. На его серые глаза надвигались серые слезы.
4.
Клен проголодался. А когда в стеклянную витрину маркета постучался белобрысый скорчившийся от разума бродяга, Клен не смог подобрать себя с полу, пригвожденный холодом и непозволительными впечатлениями. Роман выбежал наружу и стал дубасить бродягу ржавой дубиной. Из глазниц бедняги полились ручьи почерневшей крови, он упал и позволил внутренностям расползтись. Но далеко они не уползли: Роман каждую успел огорошить метким ударом. Клен почувствовал, что его тошнит. Он вспомнил, как три месяца сидел без работы, как его горошили без устали не только направо, но и налево, Да так горошили, что пришлось встраивать в тело прозрачный пластик и следить за состоянием органов. Бродяга не кричал. Будто покорно принял участь голодать, Клен справился с тошнотой и поспешил к покорному. Сняв дубинку с ремня, он осторожно стукнул по позвонкам, отчего те залились запрещенной симфонией.
– Никаких музык!
– закричал Роман и смял позвонки навзничь.
Все закончилось. Вернувшись в маркет, Роман разрешил себе петь: - Тунеядцы. Из-за таких как этот вот, наши дома в опасности. Из-за таких как он, мы не можем жить в прекрасном районе с чистым воздухом. Негодяй.
Роман неустанно поливал участливого говном, а Клен воспользовался моментом и взял с полки пачку луковых крекеров.
– Ты что это делаешь?
– рассвирепел Роман, а, может, и не успокаивался вовсе.
– Я есть хочу, - ответил Клен, прихватив с другой полки сушеный имбирь.
– Все ясно, - дышал Роман, - я думал, имя у него не такое, потому что это нормально. А он заодно с этими.
– Ты тоже ел, - сказал Клен, но Романа уже было не остановить. Он задрал свой монументальный кулак и ударил Клена по макушке. Шапка слетела, и Роман был ослеплен светлыми волосами. Глаза нечаянно лопнули и, не успев извиниться, испарились в тишине помещения. А сам бугай испаряться вслед не захотел и стал орать, подражая обугленному младенцу. Клен пришел в себя и надавал обидчику дубинкой для верности. Тот успокоился и
5.
Как бы не хотелось доверять обратному, но череп Клена трещал, а едкая боль раздавалась во всем теле. Он согнулся около дымящей трубы и сунул свободную руку в дверку в подмышке. Селезенка оставалась в порядке, а в поджелудочной вертелось резаным болтом. Клен попытался дотянуться до неприятности, но вывихнул сустав и завопил. В легкие попал дым, и вопль дал простор для кашля. Вытащив пораженную руку, Клен решил вернуться домой.
– Мышонок все исправит, - успокаивал он себя.
Перед уходом из маркета, он неплохо подкрепился и даже успел захватить с собой пару буханок черствого хлеба в качестве недельной оплаты. Клен был полон сил, однако один из соков для пищеварения выделялся неверно, и его укачивало на ровном месте. Он договорился с духом собраться и поковылял в сторону дома. На улице было холодно. Ресницы Клена покрылись слоем льда, и он не видел дороги. Идя практически наощупь, он почувствовал, как ногти также заимели смелость капитулировать подо льдом. Клен дезориентировался.
На небольшой площади стоял огороженный дурацкой решеткой алтарь, на котором сидел, завернутый в воск Этот Оттуда. Он был побит и оплеван. Позолота с щек состоялась соскрябанной месяцами ранее. Некоторые здешние обитатели фотографировали друг друга рядом с ним на неработающие фотокамеры, считая себя много выше жалкого. Клен на последнем, как сам опасался, вздохе понял, что перепутал дорогу. Скованными холодом пальцами он раздвинул веки и, заметив Этого, решил присоединиться. Этого питала местная подстанция для того, чтобы его стыд был виден всем существующим неподалеку. Клен пробрался через дурацкую оградку и вырвал из-под седалища нужные провода. Процедив их зубами, он замкнул нужные с языком. Напряжение понеслось в мозг и Клену пришлось разучить зажигательный танец. Но танец ему не давался.
6.
Облепиховая роща оказалась достаточно густой, а Клен радовался оказавшейся в руке и кричащей от счастья быть ржавой дубине. Он умело пробрался сквозь заросли и появился на полотне из одуванчиков, которое уходило за горизонт изумрудного неба. На такой своеобразной опушке стоял дубовый замок и Клен с мгновение был ошарашен его мощью. Одуванчики скрывали ноги Клена по колено, он чувствовал приятную мягкую землю, в ней хотелось захлебнуться. Неподалеку виднелись тела больших черных кошек, Клен подбежал к ним и не пожалел пинка. Жирно рассмеявшись, он вдохнул нежнейший воздух и точно замер. Ни один из органов не дышал одышкой и не бил тревоги, даже преждевременной. Казалось, что волосы вот-вот будут готовы взорваться и встретить рассвет на самой далекой и яркой звезде. Клену было легко и он использовал это чувство, чтобы смеяться и плясать вокруг и через. Вскоре он услышал девичье пение и увидел, как со стороны замка к нему бежит принцесса. В натурально молочных волосах и лазуревом полупрозрачном платье. Он засмотрелся на кувыркающуюся грудь, на лазурево-розовые бедра, скользящие между собой словно пропитанные маслом розы. Он облизывался, представляя вкус только что придуманного масла, но резко отстранился, будто не причем, когда принцесса подошла ближе.
– Я так рада, что ты меня вчера спас. Эти коты такие вонючие, - ее голос был слаще последней корки хлеба.
– Проси, что хочешь, храбрый воин, - сказала принцесса.
Клен выпрямился. По его ноге пробежал мышонок, разгоняя мурашки и юное возбуждение. Запыхавшись, рыжий зверек сел на плечо.
– Я безумно счастлив, что мои труды стоили ваших исполнившихся мечт, принцесса, - сказал Клен и, призадумался.
– Что же тебя так беспокоит?
– урчала она.
– Мне кажется, я не гожусь для работы в маркете. Я сделал ошибку, увидев скуку в работе в поликлинике. Простите меня, принцесса.