Простой сборник (2015-2017)
Шрифт:
Вернулась Эля. Она отходила, чтобы ответить на звонок.
– Мы не закончили, - продолжала Вася.
Эля все еще находилась в телефонном диалоге.
– Что ты сегодня вспоминала?
Эля улыбнулась.
– Посмотрела фотографии позапрошлого года, - ответила она.
– Было лето, дождливое еще. Я просыпалась рано утром. Бабушка спала, а за окном черное сменялось серым. Просыпалась и доставала из шкафа вчерашний виски, запрятанный в старых маминых вещах. Насколько помню, виски всегда был вчерашним. А из холодильника доставала яблочный компот. Ну, и смешивала. Помню вкус этого напитка. Вкус... Вкус пряного пластилина.
– А что бабушка?
– Ничего. Я пила и смотрела до девяти-десяти, потом вновь ложилась. Если она вставала выйти в туалет, я пряталась за старое соломенное кресло в одеяле, но это было редко. Когда ложилась обратно, целовала ее в щеку. Она мило улыбалась. Здорово было.
– Здорово, - Вася засмеялась.
– Но ты всегда можешь повторить.
– Нет. В воспоминаниях теплее. А сейчас от виски пучит, урожай яблок какой-то не такой. Нет.
Эля задумалась.
– Гоша звонил.
– Гоша?! С чего бы? После стольких лет. Как он?
– Захотел лично поздравить.
– Вот и погуляем! Можешь не волноваться, Эля, сегодняшняя ночь - вся твоя, без остатка. Вася достала из кошелька купюры.
– Угощай!
На Эле был голубой свитер, поросший побегами молодой розы. На всякий случай, она перебинтовала пасти сапог. Зачмыренные, они бились в угоду окружающей музыке, быстро уставали, и бились вновь,
Гоша подошел позже. Он оказался измотанным и вспотевшим. На столе к тому времени стояли пустые стаканы из-под бразильского сидра, нагая бутылка водки и случайная закуска, для раскраски. Поприветствовав девушек, он стал ждать, когда поприветствуют его. Не дождавшись, он отсалютовал поздравления Эле и уселся по сторону Васи.
– Подумать только, - сказала Вася.
– Сколько лет мы вот так не собирались втроем? Шесть? Школьниками были тогда.
– Были, да.
– сказал Гоша и хмуро посмотрел на бутылку водки.
– Ты был еще в Васю влюблен!
– подхватила Эля.
Она оценила забытого: светлый как рассвет во сне чуб, прохудившееся лицо, кaк при больной печени, темная улыбка. Одет он был в грязную одежду, а по шее струились ручейки стеснительного пота.
– Смотри, глазами бегает, - задразнилась Вася. Гоше было душно. Он расстегнулся и поспешил себе налить.
– Сразу видно, помотало его по жизни. Много плакал. Сколько их было, а?
– продолжала Вася.
– Было и было, - отрешился Гоша. Он подумал намекнуть, что пришел сюда не разговорами, но сдался.
– Как ты, Эля? Все еще поклоняешься мертвецам с их стишками?
– Все еше.
– Пора уже и честь знать. Самой что-нибудь писать, например.
– Нет, - ответила Эля.
– Поэзия - наука мертвых. А я жива.
– Как же, по-твоему, мертвые пишут?
– не унимался Гоша.
– Не знаю. Во всяком случае, умрем и увидим.
Гоша нашел в себе недоумение, но пить не переставал.
– Лучше попробовать так, в живую.
– Ты советы пришел раздавать, Георгий?
– очнулась Вася. Она часто зевала, но с усталостью бороться не переставала.
– Я вас так давно не видел!
– Знаете, - выдавила Эля.
– Пойду танцевать.
– А вот это правильно!
– подхватил Гоша, но остался на месте. Эля пропала в гуще тел. Вася вдруг захотела присоединиться, размять сутулость, но Гоша ее остановил.
– Ты сегодня такая красивая, - сказал
– Спасибо.
– Шесть лет не виделись. Вот это да.
– Да. Ты то как?
– Так же.
– Серьезно? Не могу поверить, что не пытался измениться.
– Нет. Я себе установку выбрал. Только вот следовать ей не получается. Отошел от тебя, влюбился в Женю. Страдал. Потом - в Аню. Страдал! В Сашу, страдал. В Настю даже!
– Мне имена ничего не говорят, Гоша. Но вот в Настю точно не стоило.
– Еще бы. Все нервы вымотала.
– Так уж все?
– Смотри.
Тут Гоша обнажил челку и презентовал страшный шрам на лбу. Вася аж вскрикнула. А Гоша вздохнул.
– Последние два месяца жил у Лизы на кухне, - сказал он. Представляешь, она за это время фатально изменилась! В общении стала взрослее, взглядом - свежее. Осанка улетела к Сатурну. Помимо прочего, я подозреваю, что она похудела килограмма на три. Не знаю, конечно, но ощущения такие, что дело все-таки было во мне. Смысле, всецело. Будто я убивал ее, а теперь она расцвела. Теперь ей все равно, живой я или нет.
– Я тебе это еще тогда говорила. Занятие тебе надо найти, заработок, в конце концов. Ты, верно, на шее сидел у всех... (Вася пересчитала)... пятерых и лопал, свесив лапти, клубничное мороженое. А с мороженого на их прекрасные шеи падали липкие капли. Мало приятного, скажу. Тем более, есть люди, которым суждено быть одинокими. И в этом нет ничего страшного. Ведь, как ты знаешь, рождаемся и умираем в одиночестве.
– A я не понимаю. Да, рождаемся. Да, умираем в одиночестве. Но тогда зачем жить в одиночестве? Зачем? Если есть возможность делать что-то совместное.
– Что, например? Лежать на диване совместно? Меня устраивает быть одной. Сама с собой делю интересы, работы. И не хочу никого ублажать, ради, так называемого, призрачного сходства.
– Да ну тебя, - обиделся Гоша.
Они замолчали. Вася вновь стала зевать, а Гоша вздыхать. Затем он положил голову ей на плечо и закимарил. Она отсутствующей мыслью распотрошила его волосы рукой и стала гладить, а когда встретилась пальцами с желтоватой саранчой, вздрогнула и отстранилась. Та, кстати, и доброго вечера не успела пожелать, как была раздавлена вспять.
Уши Эли жгли во блажь. Она брала на себя музыку зала и слипшиеся движения тел и умилялась душой под действием карнавала. Редкие дилетанты касались частей ее тела, волос, но Эле было все равно. Она находилась где-то далеко в глубине и воображала себя голой принцессой побережья моря из топленого молока. Вмиг она ощутила сладковатый жирный воздух и запах похерившихся коров. Из-под ног вырывались длинные строчки слов. Густыми черными полосками они обволакивали Элю и стряпали для нее одежду. Верные слуги. Покрывшись глаголом, она продолжала смотреть на пузырчатые крохотные волны и висящие на горизонте морковные гробы. На потолке зала организовались десятки тонких трубочек. Музыка отсчитала до тысячи одним мгновением, и из трубочек полилась теплая липкая жидкость со вкусом этила. Эля проснулась и раскрыла рот навстречу каплям, подражая десяткам рядомстоящих зевак. Она чувствовала родство с промокающими и опьяненными. Ей захотелось собраться с ними в один большой ком и укатить в дорогу из двух или трех вечностей, но мысль о том, что они могут являться противниками поэзии, забрала все лаконичное желание. Она вернулась к ребятам.