Пространство мертвых дорог
Шрифт:
– Не знаю, Клем, но скоро мы это узнаем. Лицо у инопланетянина светло-розового цвета, гладкое как терракота. Его немигающие черные глаза со светящимися голубыми зрачками выражают какое-то чувство, слишком далекое и нейтральное, чтобы его можно было назвать презрением.
Он извлекает двенадцать дротиков из колчана, висящего на поясе, и заряжает ими трубу. Затем он раскручивает трубу у себя над головой.
– Что это он там вытворяет?
– Дух Трубы входит в трубу и одухотворяет ее. Теперь труба вращается уже по своей собственной воле. Она извлекает свою силу из договора между человеком и Духом Трубы. Дух соглашается одухотворить трубу, но только единожды. После того как трубой воспользовались один раз,
Быстро вращающаяся труба уже превратилась в сплошное марево для глаз, инопланетянин приподнимается следом за трубой и уже стоит на цыпочках. Тонкий металлический свист вырывается из трубы, и дротики устремляются в воздух, настигают каждый свою жертву и поражают ее в жизненно важную точку… в голову… в сердце… в желудок… в шею… нападавшее стадо уничтожено. Но что делать, если появятся другие враги? Он может изготовить оружие из подручных материалов. Огромный туземец с безумными глазами берсерка, из которых, кажется, сыплются искры, сжимая каменный топор в лапах, возникает в шести футах перед ним. Инопланетянин выхватывает пружинный нож и всаживает его – ФРРТЬ! – прямо в грудную клетку злобной твари, задевая при этом позвоночник. Враг падает на землю, извивается, как перерубленный лопатой червяк…
– А сейчас некоторые из вас могут сказать: «Наверняка у него больше не осталось ни одной идеи». Что ж… посмотрим… кто знает…
В следующей экспозиции мы видим маски в натуральную величину из человеческой кожи, уложенной в несколько слоев… злобные хари… злорадные морды, провонявшие обугленной плотью и предсмертными криками… физиономии, выражающие трусливое, раболепное подобострастие… мертвые, бездушные лица…
– Старинная забава… называется «перекидывание масками»… в чем-то похожа на теннис…
Двор, мощенный известняковыми плитами, с рядами скамеек для зрителей. Прибывают участники соревнований. Они полностью обнажены, если не считать поясов и притороченных к ним масок. Они выходят на середину двора и смотрят друг на друга. Взгляд бросателя масок может поранить, как скальпель. Вот они расходятся на тридцать футов, продолжая поедать глазами друг друга. Один из игроков срывает с пояса маску и швыряет ее так стремительно, что в полете она расплывается в мутную линию. Второй игрок делает легкий жест, и маска летит обратно. Наконец, с третьего броска первому игроку удается эффектно послать маску вверх. Напряжение игры растет по мере того, как в нее вступают все более и более мощные маски. Иногда с одного броска маска совершает тридцать или даже пятьдесят перелетов от игрока к игроку, приобретая при этом все большую и большую силу.
БАММ
Маска поражает противника. Он падает на белые плиты… корчится как припадочный… изо рта течет слюна, брызжет пена, гной течет из катаракт, в которые превратились его мертвые, выжженные глаза… Теперь он станет добычей жестоких мальчишек, которые постоянно отираются вокруг площадок для игры в маски.
– Ну что, как вам после этого теннис?
Большинство вооружений основано на принципе снаряда… копье, пуля, ядро… во всех случаях к мишени что-то прибавляется. Пуля, стрела, заряд ВВ, ядовитый газ… А теперь рассмотрим тот случай, если от мишени что-то отнимается… Торнадо создает область пониженного давления, в результате чего попадающие в эту зону здания и стекла лопаются… Наше оружие создает концентрированные и локализованные области низкого давления, так что попавшая в них живая мишень буквально взрывается, словно глубоководное создание, извлеченное на поверхность. Жуткое зрелище… Видите вон того африканского буйвола, который фыркает и роет землю копытом? Самая опасная тварь на всем континенте. Он нас заметил.
– Упаси Господи!
Буйвол наклоняет голову. Служитель музея нажимает на кнопку… громкий свистящий рев, и буйвол разлетается на части в кроваво-красном облаке. Рога втыкаются в землю в нескольких футах от нашего грузовика.
– Видите, совсем другой принцип. Мы отнимаем нечто от мишени… в данном случае – давление… Целиться можно как из винтовки или из пистолета… Высосать глаз, разорвать горло… Тем же принципом можно воспользоваться не в отношении давления, а в отношении чего-нибудь другого… В отношении кислорода, сна, сновидений или – что опаснее всего – времени. Время – это тоже ресурс. Мы же говорим: «Время истекло». Основная проблема, с которой сталкивается каждая цивилизация, – это сохранение и расходование времени. Человеческое время измеряется в терминах человеческого изменения. Таким образом, иногда проматывать время с шиком означает минимизировать изменения и тем самым сохранить время. Английский принцип никогда и ни в чем не заходить чересчур далеко – в сущности, тоже способ экономии времени, который, к сожалению, оказывается плохо приспособленным к ситуациям, когда просто приходится заходить чересчур далеко во имя элементарного выживания. Утопические концепции возникают из элементарного непонимания нашей миссии в этом мире. Столько капканов и тупиков. Ницше сказал: «Человек нуждается в игре и риске. Цивилизация же дарит ему работу и уют».
В некоторых культурах поклоняются опасности как таковой, не понимая, что истинная опасность возникает из конфликта двух противоборствующих сил.
Счастье есть побочный продукт функции. Те, кто ищет счастья как самостоятельной ценности, похожи на тех, кто ищет победу, не выиграв войны. В этом главный дефект всех утопий. Общество, как и составляющие его индивиды, не более чем артефакт, созданный с определенной целью. А если цель исчезает, то с ней исчезает и всякая ценность существования…
– А сейчас мы с вами отправимся к бразильским индейцам из племени наньюка. Это простые, довольные жизнью люди, отправляющие ритуалы, происхождение которых восходит к седой древности – к вечному конфликту между Мужчиной и Женщиной. «Когда-то давным-давно, – повествует легенда, – женщины завладели священными флейтами. Но с помощью трещотки мужчины отобрали флейты у женщин и с тех пор хранят их у себя в Мужском Доме. Во время «пчелиного обряда» мужчины исполняют ритуальную месть за это древнее преступление: они врываются в деревню, словно пчелиный рой, сгоняют женщин на главную площадь, где мажут их жирной черной краской, подготавливая таким образом мальчиков к реалиям взрослой жизни».
Madre de Dios 69 , к каким таким реалиям? К чему готовит эта безвкусная церемония, развлечение для народа на полчаса, передающаяся из поколения в поколение на протяжении столетий?
Затем остается только расписать этой же краской деревянных птиц. После чего обрядовый цикл завершен.
Бессмысленные обряды, тоска, витающая над могилами вымирающих народов… Последние патагонцы и волосатые айну отмечают места захоронения своих мужчин грубо вырезанными из дерева эрегированными фаллосами, раскрашенными охрой… пыль и ветер… все пометки стерты и спутаны…
69
Матерь Божья (исп.).
Дух Зимородка умиротворен – по крайней мере до наступления следующего года… и мы покидаем стойбище наньюка…
Визгливая, нестройная музыка флейт тает в отдалении на фальшивой ноте.
Все древние человеческие обряды так же мертвы, как этот. Сага человеческой истории доигрывается при гаснущем свете на сцене и при пустом зале…
Юноша взирает на пустыню. На нем – футболка, на которой радужными буквами написано: ВЕЧНОСТЬ. Он зевает.
Вечность зевает, взирая на пески.