Пространство многоточий
Шрифт:
Мы и жили-то рядом: ты на Божедомке,
Я – в общаге, на Трифоновской, 45Б...
ФАВНЫ
Ларе
Если женщина любит Фавна,
Значит, Фавну легко и славно,
Значит, взгляды не слишком строги,
И окошки в душе открыты!
Ничего, что мохнаты ноги,
И под ними остры копыта.
Вот
Эти фавны...
Они от века,
Если женщины их полюбят –
Превращаются в человеков.
* * * ("Не ладья, а только лодочка...")
Не ладья, а только лодочка –
Вот и шпарим по волне...
Подскажи-ка, друг Володичка,
Как же дальше выжить мне?
Стыд лежит на сердце каменно,
Слёзы – крови солоней.
Мы держались бы веками, но
Крайний срок, и силы нет.
Так моей стране ославиться...
Утешает, ёшкин кот,
Что жена моя, красавица,
Лучше прежнего поёт!
Наше времечко увечное
Переможем, не беда.
Хрупкий голос... это вечное,
Остальное – ерунда.
УЕЗЖАЮ ИЗ КОКТЕБЕЛЯ
1.
я покорное растение
на билете цифры серые
нехудой печальной тенью
уезжаю завтра к северу
лучше был бы вовсе пешим я
всё осталось бы хорошее
попросить политубежища
под забором у Волошина
осень стыла бы умытая
я в прибой тогда и был таков
но чаями знаменитыми
будет греть меня Алейников
тащит прочь судьба привычная
вот уеду и как все умру
стынут рельсы безразличные
на моей дороге к северу
2.
Преодоление тоски:
Не видеть торжища и жральни,
И не играть смешную роль мне,
Что навязали сосунки.
Не притворяться стариком
И не подыгрывать девчонкам,
И не скакать помятым чортом,
Костьми бряцая и стихом...
На Карадаге дышит лень веков
И профиль каменный все строже.
Здесь память умерла, но все же:
Волошин, море и Алейников...
* * * ("На Володю, далёкого друга...")
На Володю, далёкого друга,
Я порою смотрю с испугом:
Он такие возвёл города,
Что теряюсь я робким гостем
Со своей стихотворной горстью –
Там, где светит его звезда.
На турусы мои и колёса
У него есть стихи и проза,
Есть и просо для местных птах,
И вопросы к земле и Богу,
И запутанная дорога
В невозможных уже местах.
Я по этой дороге приеду,
Я поверил давно в примету –
Гулкий дом, и тепло для нас...
Между морем и Карадагом
Мне судьба достаётся даром,
Даже если в последний раз.
* * * ("Во сне береговой черты...")
Во сне береговой черты,
Где стёрты наши очертанья,
Где черти знойны и черны,
И словно бы причастны тайне,
Где непрерывны флирт и жор,
Где дамы словно на параде,
И где потрёпанный пижон
Спешит куда-то на ночь глядя –
Одни над бездной голубой,
Которая зовёт и тянет,
Мы, незаметные, с тобой
Пройдём незваными гостями.
Увлечены игрой ума,
Готовы всё раздать задаром,
Как только юная луна
Раскроется над Карадагом.
ОСИНА
Солнце лампой керосиновой
Вывешу, светило чтоб...
Загоню я кол осиновый
В опостылевший сугроб.
Эх, зима и помытарила,
Ух, и крови попила.
Лет на пять, поди, состарила
Задубевшие тела.
Город утренний и сед, и нем,
Снятся летние грешки...
Кол осиновый со временем
Пустит в землю корешки.
Пусть из города сбежала б, но
Память вся белым-бела.
И осина вздрогнет жалобно,
Вспомнив, кем она была.
МЕЛЬНИЦА
Она всё молола, старалась, вертелась,
Дробила и судьбы, и кофе, и время,
И плавились ночи, и маялось тело,
А мы замечали, что были не с теми.
Она всё крутилась, надсадно кричала,
Искрила, когда пробегали трамваи.
А мы притворялись, что можно сначала,
Пока эта мельница словно живая.
Но нынче не так мастерят, как бывало –
Плохое железо, и быстрая старость...
Сломалась. А времени было так мало,