Пространство многоточий
Шрифт:
куда летит экзюпери
на неподвижном самолёте
и тишина подлунных сфер
уже ему принадлежит
он не вернётся до зари
как вы его ни умоляйте
он там где жив аполлинер
и где иприт его сожжёт
но к ним с оплавленной горы
не ждите не придёт волошин
и не обязан им ничем
и в сумраке своём небось
опять ворочает миры
как будто это горсть орешин
у карадага на плече
на фоне гаснущих небес
кто чертит небо сгоряча
в серебряном аэроплане
мы тоже все сойдём с ума
у прошлого в сухих руках
кому удастся в этот час
бежать из каменного плена
где молится застывший макс
за тех и за других
монетка
между серыми домами
между сирыми умами
прохожу я тих и медлен
со своей копейкой медной
вкруг дороги старики
лица смыты как в тумане
ни один за подаяньем
не протягивал руки
угасает белый свет
за неблизким горизонтом
не узнать какой же сон там
если сна и вовсе нет
и никто не отругал
нас за то что каждый каин
и монетку отпускает
ослабевшая рука
СТАРИКИ
1.
Чьи-то ноги в зашарканных ботах
Под окном полируют асфальт.
И не ваша, не наша забота –
Этот малозначительный факт.
Как же были они молодыми,
Как же знали, что всё на века,
Как же время их измолотило,
Что осталась в итоге труха.
На кефир, на батон и сосиску –
На одну... всё рассчитано впрок.
И бредут, и последнюю искру
Задувает чужой ветерок.
2.
не грехи так огрехи
вот за это и драть
получу на орехи
как пойду помирать
путь далёкий и краткий
это как посмотреть
я шагнул без оглядки
за последнюю треть
мне немного осталось
полный срок отмотал
и постыдна как старость
в этот час немота
3.
Порою заполночь брожу,
На палку тяжко налегая,
И даже встречному бомжу
Скажу, что нынче дрянь другая,
Что лучше лузером дожить,
Чем в этом... в этом копошиться,
Что победили не ужи,
А вовсе слизни и мокрицы...
Убогий сплюнет жизни ком,
Потом пошлёт меня подальше,
И с незлобивым матерком
Протянет руку за подачкой.
4.
По слухам, ты давно не слышишь
То, что звучало искони,
Когда ломал судьбу, как лыжи,
Когда кричал себе: «Гони!»
И, если падал, – поднимался,
И верил – это навсегда...
Ты был поэт козырной масти,
И брал, как воин, города.
Затих, согнулся, дышишь чудом,
Весь отгорел и всё сказал.
Но почему ж под белым чубом
Так яростно горят глаза!
МАЛЬЧИК
Как же мне хотелось в море –
Лёгким, злым и молодым.
Этот берег нам проспорит,
Растворится, словно дым.
Мне подальше бы от фальши,
От елея и тоски.
Чтобы жил веселый мальчик,
Поседевшие виски.
ГУСАРСКОЕ
Настанет расплата за давние траты,
Мы молоды были, мы были богаты.
Любили, и пили вино из ладоней,
Копытами били горячие кони.
Клинками, со свистом взлетали рассветы,
И было неистовым каждое лето,
И, комнатных дам оставляя вне круга,
Спешили мы к жарким и жадным подругам...
Давно опровергнуты наши резоны,
И всё же, свободы хлебнувшие лишку,
Хотим, чтобы поняли верные жёны,
Куда же так рвутся седые мальчишки!
РЫБЫ 3
Где Полянка целуется с Якиманкой,
Где торчит острый угол машинам назло,
Мы на пару с тобой покупали полбанки,
Не вискарь, не коньяк, а родное бухло.
На квартире, где жили чудные мазилы,
Две художницы мыли картоху и лук,
Ну и, если родители им привозили, –
Тихо таяли рыбы на кухне в углу.
Эти рыбы во льду, отворённые пасти,
Словно ждали напасти – кастрюлю и печь...
Им на дно бы залечь, но распахнуты настежь
Наши жадные рты, и не долго терпеть!
Разливали портвейн, до утра пировали,
Никому не давали уснуть за версту,
И гудели гитары, скрипели кровати
И от ужаса стыл мусорок на посту.
Так и было, да сплыло – поспешно и громко.
Сквозь Москву мы спешили навстречу судьбе...